Алла Калинина - Как ты ко мне добра…

Они сворачивали к деревенькам, и к каждой деревеньке вела хоть узенькая, но неразбитая асфальтовая дорожка, и, петляя по этим дорогам, видели они, как кишела кругом живность — утки, гуси, индейки, поросята…

— А частные коровы у нас стоят в совхозных коровниках, хозяйка платит за прокорм пять рублей и приходит только подоить, приласкать. Скотину ведь держат одни старухи. Это их коровы. Вы понимаете, что они значат для крестьянина? Они привыкли, они их любят, а прежних сил уже нет. Если бы не это, порезали бы они всех однажды, и все. А обратно уже не вернешь. Зато старухам техники не надо, они руками свою кормилицу выдоят — и на рынок!

Поля кругом стояли чистые, без единого сорняка, они начинались у края дороги сразу, словно отрезанные ножом, и тянулись до самых дальних далей.

— Что, заметили? А это потому, что у нас травополье. Я ведь ученик Вильямса, признаю только смену культур, никакой химии я вообще не использую. Редко-редко, в особых случаях, — для подкормки, но гербицидов — никаких, боже упаси, для себя же делаем. Хлопотно, конечно, зато результаты надежные. А без хлопот ничего не бывает. Вот мы, например, овец завели, мне говорили — ничего не получится, в Белоруссии овец никогда не было, а вот же — получилось. Живут-поживают. Честно говоря, мы их ради шкур завели, женщинам дубленки нравятся. Пожалуйста. Будут дубленки. А какие у нас овчарни — загляденье, все механизировано, навоз по трубам — прямо на поля. Хотите посмотреть? Поедем, это недалеко.

И так было везде, в саду было у него все, что додумалась бы посадить хорошая хозяйка; возле облепихи была пасека, потому что мед с нее особо полезен, а заодно и специальные культуры сеяли для пчел, а заодно и прополис производили, и, конечно, облепиховое масло, а заодно и саженцами облепихи приторговывали, и на одних этих саженцах зарабатывал совхоз два миллиона рублей в год, да и то не удовлетворял весь спрос. А рядом с садом специальный был огород, где насеяна была петрушка, сельдерюшка, чеснок и всякая другая зелень.

— Не ходить же за такой ерундой в магазин, стыдно было бы, честное слово, а так для своих все есть бесплатно, а уж что остается, идет на консервный завод, он у нас маленький, все свое, сезонное, никаких проблем, обработаем урожай и закрываемся до следующего года. Очень просто. У нас и винзавод есть, делаем свое вино, яблочное игристое, не видели? «Любань» называется. Мы и пиво свое хотели завести, да вода у нас неподходящая, еще придется повозиться.

Они ездили и ходили, а день все не кончался, солнышко то пряталось в густой пелене облаков, то выглядывало снова, и тогда все вокруг вспыхивало и оживало, и снова они куда-то торопились — смотреть удивительных каких-то бычков специального откорма. Бычков в это время грузили на сдачу, они были огромные, черные, сказочно литые, их с трудом загоняли в грузовик, а они брыкались, разбивая в щепы доски помоста, и черные ошмотья грязи, вылетавшие из-под их копыт, ярко взблескивали на солнце.

Потом пили кумыс, холодный, пенящийся, чуть кисловатый и в то же время хмельной. Лиза смотрела через стакан на усталое, помятое, уже ушедшее от них лицо Мирановича и думала: «Вот человек, сам построивший свою жизнь, и не только свою — целый мир, который без него не мог бы существовать! Это, наверное, самый счастливый человек из всех, кого я встречала в жизни».

Уезжали они опять в дождь, все затянулось серой скучной пеленой, обыкновенные деревеньки тянулись с двух сторон, перелески, поля, луга. Какая-то баба в тяжелом плаще с капюшоном под дождем ловила рыбу в искусственном прудике.

Они провели в городке еще два дня и только на третий выехали наконец на озера. Все, что им показали потом, ни в какое сравнение не шло с хозяйством Мирановича, а огромный свиноводческий комплекс был просто сгустком нерешенных и нерешаемых проблем, хотя во главе его стоял тоже знающий и известный человек, хороший хозяин, и в чем тут было дело, понять было невозможно. Тут крылся какой-то секрет.

Озеро, куда они наконец-то приехали, было и правда удивительное, синее, окруженное цветущими лугами и зелеными пологими холмами, то поросшими лесом, то открытыми, травянистыми, на которых там и сям темнели купы пышных можжевельников. На низком песчаном берегу стояли несколько вагончиков, и лодки дремали, уткнувшись в заросли камыша. Целые дни проводили они на воде: плавали, плескались, объезжали на лодке берега, обследовали маленькие прелестные острова, ловили на удочки блестких полосатых окуней. Из рыбы они старательно и неумело каждый день варили уху, пока не признались друг другу, что уха невкусная и вообще все они терпеть не могут рыбный суп, и окуней стали так же старательно жарить, чтобы доказать самим себе, что они их вытащили из воды не просто так, ради спорта, а для дела. С продуктами на озере вообще-то было плоховато, за хлебом, солью, спичками и пряниками надо было ехать в ларек ближайшего пансионата, но больше там ничего не было, и даже за консервами надо было уезжать далеко по шоссе. И они ездили по очереди.