Алла Калинина - Как ты ко мне добра…

— Ну, а как поживает Марис?

— Прекрасно. Женат, у него дочка. Лаймочка, скоро три года…

— Подожди, Айнис, я чего-то не понимаю, какая дочка?

— Ах, это ты о той истории? Сейчас объясню, здесь нет ничего удивительного, скорее наоборот, все это связано. Дочка тогда уже была, в этом-то все и дело. Наш отец, он такой старомодный человек, он считал, что Марис обязательно должен жениться. Но это была такая женщина… в общем, случайная. Она совсем без образования и немножко старше Мариса, она работала подавальщицей в кафе. Тогда Марис рассказал отцу про Иру, что они любят друг друга. Напрасно ты так смотришь на меня, ведь это правда, все мы любили Иру и знаем вашу семью. Мы думали, так будет лучше.

— Для кого?

— Для всех. Понимаешь, Вета, нас там слишком много, в маленьком домике: братья, сестра, родители. Если бы Марис переехал в Москву, мы все были бы рады и за него, и за себя…

— Так просто?

— Тебе бы больше понравилось, если бы я соврал? Ты видишь, я ничего от тебя не скрываю, мне хочется, чтобы ты мне доверяла, доверие — прекрасная основа для взаимопонимания.

— Я смотрю, у вас у всех принципы, у Мариса — чувство ответственности, у тебя — доверие.

— Что в этом плохого? Главное, чтобы была правда. Да, я не скрываю, я тоже хочу уехать из дома, теперь там вообще негде повернуться. Я уже не мальчик, мне двадцать шесть, пора заводить семью. Что плохого, что я приехал к тебе прямо и честно спросить тебя…

— Ты приехал к Ире.

— Мы с Ирой старые друзья, но ты знаешь, с детства я был неравнодушен к тебе. Разве я виноват, что ты рано вышла замуж и вся ваша семья души не чаяла в твоем Романе, разве я мог тогда подумать, что все так сложится?

— Нет, не мог. И сейчас тебе было бы лучше его не трогать.

— Вы все слишком любите сложности, любите ходить вокруг да около, вместо того чтобы сказать честно и прямо то, что думаешь.

— Честно и прямо — тебя интересую я или моя квартира?

— Ты. И квартира тоже. Люди не могут жить в безвоздушном пространстве, им нужен дом, еда, одежда, им нужно очень много. Что-то есть у тебя, что-то у меня. Ты красавица, умница, я буду гордиться тобой, я — хороший инженер, ты увидишь, я многого смогу добиться, да и так я недурен собой, разве я тебе совсем не нравлюсь?

— Ну что ты! Я от тебя в восторге. Если бы не Володя…

— Кто такой Володя?

— Еще один претендент.

— Вот как? Это что, шутка или серьезно?

— Если честно и прямо, то, конечно, шутка. Я не собираюсь замуж. Если бы такое со мной когда-нибудь случилось, я бы предпочла разговаривать со своим будущим мужем о чем-нибудь совсем другом, может быть — даже о любви, как бы это ни показалось тебе старомодно, а может быть, о чем-нибудь отвлеченном, все равно о чем, только не о прописке и не о начальном капитале.

Айнис улыбнулся и встал.

— Ты сразу так атаковала меня, что у меня просто не было возможности проявить свои чувства. Да и не хочется быть смешным. Но ты знаешь, Вета, я много думал о тебе. Если я еще и не люблю тебя, то готов полюбить, готов в любую минуту… И все-таки брак — вещь гораздо более серьезная, чем просто любовь, я в этом уверен. Чувства проходят, притупляются так быстро…

— Спасибо, Айнис, ты прекрасный парень, своим предложением ты оказал мне честь. Но я не могу его принять, извини. Я уверена, мы останемся друзьями.

Почему так печально было у нее на душе? Словно день померк. Впереди была пустыня, пустыня.

Работа шла ни шатко ни валко, но вдруг как гром среди ясного неба разнеслась весть, что бюллетенивший последнюю неделю Валентин Федорович скоропостижно скончался. Невинные розовые пятна, постоянно рдевшие на его лице, оказались не такими уж невинными, и таинственное заболевание, связанное с ними, до срока унесло его в могилу. В сущности, он был добрейший человек.

Теперь лаборатория осталась без начальника. И Марина Викторовна, и Елена Николаевна, которым по очереди предлагали эту должность, наотрез от нее отказались. Не так уж это было соблазнительно — за лишнюю десятку тянуть тяжелый, неповоротливый, устаревший воз. Похоже было, что на него не скоро найдутся желающие, а потому на работе стоял мертвый штиль, и, подумав немного, Вета подала заявление на отпуск. Она мечтала уехать куда-нибудь на юг, где будет множество загорелых, веселых, легкомысленных людей, но неожиданно ей предложили «горящую» путевку в подмосковный дом отдыха, и она согласилась. Так было проще.

И еще двадцать четыре летних невозвратимых дня пролетели без следа. Она гуляла, сушила на окне грибы, купалась в лесном озере с топкими болотистыми берегами и терпела надоедливые ухаживания нескольких конкурирующих между собой склочных стариков. Все это было печально.