Эти молчаливые женщины, казалось, ожидали смертного приговора, который им должен произнести кто-то, кто с момента на момент может войти через двери, на которые одна из них от времени до времени посматривала, но никто не входил.
Под большим зеркалом два худощавых человека механическ играли в кости с таким видом, как захудалые архивариусы ведут свои реестры в пыльном помещении, получая вознаграждение не за ту работу, которую исполняют, а за время, которое употребляют на это. У одного из них на шее был платок, который должен был заменять собой воротничок и галстук. Другого игрока Тито видел только спину и затылок: на затылке виднелись сбившиеся в косичку волосы; но когда тот по-вернул голову, чтобы посмотреть на вновь прибывших, Тито увидел и его лицо. Это было одно из тех неприятных лиц, которые встречаются только в дни генеральных забастовок. Лицо это было длинное, худое, почти все изеденное оспой.
Девушка, которая дала возможность услышать свой голос, поднялась и подошла к одному из игроков; она нагнулась над ним и пощекотала щекой его ухо, но мужчина невозмутимо продолжал играть. Тогда она подняла ему фалды пиджака, вынула из задняго кармана брюк портсигар и, возвращаясь к товаркам с зажженной папироской в зубах, подняла ногу в уровень со спиной, а затем опустила ее на стол с такой силой, что зазвенели все стаканы.
– Это забавляет вас? – спросила она, обра-
щаясь к Тито, который не произнес до тех пор ни одного слова: – здесь мало веселого.
– Я замечаю это. В покойницкой веселее! – ответил Тито.
– Тогда идите туда! – пробурчала та обиженным тоном.
В это время один из играющих в кости быстро повернулся и строго сказал:
– Кристина!
Приятель Тито высказал свое предположение:
– Быть может, они приняли нас за полицейских или что-нибудь в этом роде.
Тито раccмеелся и повернулся к более разговорчивой девушке:
– Ваши подруги и игроки в кости должно быть составили себе очень странное об нас мнение. Мне кажется, что присутствие наше немного стесияет вас. Но мы не те, за кого вы нас принимаете. Я журналист, а это мой товарищ. Как видите, ничего страшного.
– Журналисты? – вмешалась одна из трех молчаливых женщин. – А что вы здесь делаете?
– То, что обыкновенно делают в кафе.
– А почему вы избрали именно это кафе, а не какое-нибудь другое на бульварах, откуда можно видеть шикарных кокоток?
– Потому что это более отвечает тому, чего я ищу…
– А что вы ищете?
– Коко!
Оба игрока положили кости и подошли к Тито. Один из них взял стул, сел на него верхом, прислонился грудью к спинке и, вынув из кармана пальто маленькую, серебряную коробочку, протянул ее открытой Тито.
Все четыре женщины бросились к нему.
– Ах, каналья!
– Противный урод!
23
– Грязное животное!
– Эгоист!
– А говорит, что у него больше нет!
– А мы умираем от жажды!
Одна из ннх протянула к коробочке большой и указательный пальцы, но мужчина ударом руки от странил их и воскликнул:
– Руки прочь!
Женщины не унимались.
– Порошку!
– Зелья!
– Коко!
С раздувшимися ноздрями и сверкающими глазами, они жадно ухватились за коробочку с белым порошком, как утопающие хватаются за обломок шлюпки.
Тито наблюдал за этими четырьмя телами, которые с жадностью извивались около коробочки с зельем, возведенным в какой-то символ, как около какой-то невероятной добычи. Тито смотрел и не видел ничего другого, как скрюченные пальцы, впивавшиеся до крови в ладони, чтобы заглушить крик отчаяния и муки.
Руки кокаинистов никогда нельзя забыть. Кажется, они живут своей особой жизнью, готовы умереть прежде других частей тела, и постоянно находятся в конвульсивных подергиваниях.
Глаза то загораются огнем ожидания, то покрываются пеленой меланхолии, раз замечают недостаток этого зелья; они горят каким-то зловещим блеском, точно в предсмертной агонии, в то время как ноздри страшно раздуваются и стараются уловить запах носящихся в воздухе молекул кокаина.
Прежде чем Тито успел воспользоваться предложенным ему порошком, четыре женщины запустили в коробочку свои пальцы и, точно священнодействуя, подставив вторую руку в виде подноса, отходили к
стене, как та собака, которая украла кость и прячется в дальний угол, чтобы обглодать ее.
От времени до времена, поднося руку с дрогоценным зельем к раздувшимся и нервно вздрагивающим ноздрям, они опасливо оглядывались по сторонам.
Читать дальше