Сергей Коровин - Прощание с телом

А спасла меня Анна. «Вы — доктор? Что с ним? — строго спросила она у врачихи, появляясь в дверном проеме без стука, без здрассте. При этом Анна даже не удостоила взглядом мою птичку, лишь скользнув по ее голым ножкам. — Неплохо устроился: я вижу, тут тебе обеспечивают уют», — хмыкнув, процедила она. Доктор вышла из оцепенения, с сожалением отпустила мою руку. «С такой аритмией я заберу его в стационар, — заявила она, мечтательно глядя в потолок. — Будем наблюдать». — «Тогда забирайте прямо сейчас, — распорядилась Анна. — Нечего ему тут делать, совсем рехнулся». Моя птичка с любопытством смотрела на них с дивана. «Возлюбленная моя, — сказал я и сделал соответствующий жест. — Хочу представить тебе Анну в качестве моей племянницы и настаиваю на этом. Тридцать с лишним лет я служил ей добрым анклом, а теперь она решила взять меня под опеку, как выжившего из ума». — «А что, не выжил? — невозмутимо парировала Анна. — Возлюбленная! Нет, вы только послушайте, что он несет, доктор, вы — свидетель, это же настоящее слабоумие. Представьте, прожженный циник, который за всю жизнь не пропустил ни одной юбки, чтобы не сунуть под нее нос, с пафосом произносит: „Возлюбленная моя! Кстати, ты похвастался своей Ирине Матвеевне, сколько у тебя любовниц?“» — «А сколько?» — совершенно искренне удивился я, хотя видел, что Анна и так в бешенстве. «Я знаю, можно я скажу?» — неожиданно чирикнула моя птичка, и всем стало ясно, что Анна этот раунд проиграла. «А вы, пожалуйста, помолчите, или лучше — выйдите отсюда», — выпалила Анна по инерции, и сама почему-то попятилась к двери. Губы у нее задрожали. «Погоди, не уходи, — закричал я. — Остановите ее!» У доктора вспыхнули глаза, и она довольно ловко подбежала к выходу, загородила собой проем и попыталась взять Анну за руку, но та неуклюже вырвалась и, не имея возможности улизнуть из номера, кинулась в санузел. Щелкнула задвижка.

«Это ваша жена? — улыбаясь, кивнула доктор в сторону двери, за которой слышался шум воды в рукомойнике. — Она вас застала с подружкой? Как интересно…» Эта бесстыжая морда, как видно, решила до конца досмотреть представление. Даже не то что решила, а просто уже ничего не могла поделать со своим любопытством. Но я не собирался ей потакать и строго сдвинул брови: «Лучше вернемся к кардиологии. Что вы кончали? В каком году?» — «Похоже, Анька по-настоящему расстроилась, — сказала моя птичка. — Думаю, из-за меня. Давай я пойду к себе. Пусть успокоится, потом позовешь». — «Хорошо, — согласился я, — только поцелуй и дай мне штаны, а то я чувствую себя, как ратник на поле боя без главного доспеха. Или, знаешь что: забери доктора с собой, пусть расскажет тебе, гда она училась, а заодно и буду ли я жить».

Анна вышла минут через двадцать. Она кое-как справилась со слезами и теперь выглядела совершенно неотразимой: потрясения ей всегда были к лицу. «Все позади, — сказал я ей. — Нам уже нечего бояться. Мы можем хоть завтра вернуться в город». Я усадил Анну рядом с собой на диван, взял ее за руку. «Слушай меня внимательно и, пожалуйста, не перебивай. Произошла нелепая, глупая история. Жирный впутался в кошмарное говно, понял, с чем имеет дело, страшно испугался и велел ей — я ткнул указательным пальцем за спину, в сторону двери, — вместо себя подставить Колю, а она, я опять выразительно воздел палец, взяла и заказала его. Ты понимаешь? Это встречные гранты были — на издание и ликвидацию. Нулевой заказ называется. А Вышенский сам умер, потому что она приехала его предупредить, и чтобы он поверил — фотки привезла. Опасен был Жирный, а он — покойник. Теперь все, круг замкнулся, Коле ничего не грозит. Моя птичка была внутри и все знает».

Анна болезненно улыбалась, слушая мой рассказ. Я не вдавался в подробности — мне хотелось, чтобы она прямо сейчас поняла, кто тут главный герой и кому она обязана счастливым спасением, — просто все было так и так. «Ты мне веришь?» — спросил я под конец. Но Анна недоверчиво покачала головой: «Я этой суке не верю». — «Ну, давай позовем Кольку, у него прекрасная интуиция, пусть она сама ему все расскажет». — «Нет, нет, нет, — поспешно замахала Анна. — Только не это!»

Моя птичка сказала:

— Да мне-то как-то все равно. Я же рассказала тебе про себя — ну, какая я была, — и мне довольно, что ты меня не прогнал. Ты простил меня?..

Конечно, подумал я тогда, но вот уже сидя на дюне, в жарких серебристых кустах, мне вдруг пришло в голову, что это не совсем так, то есть все гораздо запутанней. И я это, наверно, как-то почувствовал еще тогда, а потому ничего не сказал — просто стал целовать ее прохладные веки, щеки, губы, короче, тереться мордой в тихом восторге утоления печали. А теперь? Теперь мне казалось, что я больше не смогу выпустить ее из рук. Но вот беда: что я могу предложить ей в ответ на ее, ошеломившую меня, откровенность?