Банкет подошел к концу. Самым запоминающимся моментом было то, что трехлетний сын Гриба у него на коленях справил свою природную нужду; когда гости узнали об этом, они громко расхохотались, а к ним присоединились Гриб и его жена. Тогда он поднял бокал и сказал: «Сегодня самый ценный подарок на твой день рождения преподнес твой сын», — и, расхохотавшись, все захлопали в ладоши. Гриб со своей женой посчитали необходимым почистить «подарок» сына и встали из-за стола. Правда, он не помнил, кто с кем ушел; помнил только то, что, проводя его, Гриб, краснея, что-то говорил проникновенно, а его жена долго не убирала свои руки из его ладоней, говоря сладкие, нежные слова.
Когда он увидел, что до остановки все разошлись в разные стороны, он понял, что банкет длился около трех часов, ибо еще не стемнело. Он порядочно выпил, но, несмотря на это, свободно передвигался, только в мозгах у него был сплошной туман, и, глядя через этот туман, он увидел своего учителя и очень обрадовался. Профессор, студентом которого он был пятнадцать-шестнадцать лет назад, порядком постарел, ничего похожего не осталось от его былого облика; на нем был костюм небесно-голубого цвета, а на голове — кепка того же цвета. Положив руки за спину, он прохаживался туда-сюда, словно некогда в аудитории. Он не смог заставить себя подойти к нему, словно причина всех прошлых неудач за прошедшие годы заключалась в этом мужчине; поздоровавшись с ним, он как минимум должен был солгать: что, мол, все у меня хорошо, отличная работа, женат, все семейные дела идут отлично, я готов служить вам, если вы того пожелаете… Хорошо, что подоспел автобус, увез учителя и положил конец его беспокойству…
…Тогда же он увидел эту женщину: она стояла напротив продавца рыбы, поставившего свою корзину прямо на остановке, рассматривала двухкилограммового осетра, глядя на расщелину его жабр, нюхала, торговалась с продавцом рыбы по поводу цены. Продавец рыбы бросил двусмысленную реплику, женщина не ответила, но и рыбу не стала покупать, отошла и стала ждать автобус. С виду она была привлекательна: не накрашена, одета прилично, не пожирала глазами людей, но походила на человека в безвыходном положении — во всяком случае, подобная мысль пришла мне в голову, когда он увидел, что она не садится ни в один из автобусов. «Допустим, что мне некуда торопиться, и я не хочу проводить время в четырех стенах чужого дома, я могу убить пару своих свободных часов с каким-нибудь другом или знакомым в чайхане. А ты как?» Немного погодя возле женщины стал крутиться молодой прыщавый парень, который успел сказать ей что-то, а женщина в знак протеста перешла на другое место, парень же, еще раз покрутившись вокруг нее, пропал без следа…
Раза два их взгляды скрестились, а на третий раз, когда женщина повернулась и посмотрела в его глаза, они безмолвно поняли друг друга. Правда, у него в мыслях вначале ничего дурного не было, затем, подумав, что неплохо было бы завершить этот день в объятьях женщины, он выступил вперед. Он не помнил точно, о чем они говорили, он пришел в себя, когда они сели в автобусе рядом друг с другом, чтобы скрыть свои волнение и тревогу, женщина говорила о приличных вещах, пытаясь ввести в заблуждение глазеющих на них людей; говорила, что вышла искать работу, к тому же у нее заболел ребенок, хочет рыбу, она должна купить ему рыбу; она говорила и о том, что вообще ей не нравится выходить в город, она любит сидеть дома; но если будет работа с приличной зарплатой, она пошла бы работать. До прошлой недели она работала, но управление закрылось, и она осталась без работы, затем она заговорила о трудностях одинокой жизни и сказала, что у нее нет никакой помощи. Слушая все это, он подумал, что если он осмелится, то пригласит женщину на чашечку кофе, а в конце под каким-нибудь предлогом сунет в ее сумку, початую пачку денег, оставшуюся от Гриба, успокоит ее и даже проводит до дому. Он чувствовал, что женщина говорит честно, не лжет для того, чтобы оправдать свой неверный шаг.
Когда автобус свернул за угол, она сказала: «Доехали». Заплатив за проезд женщины, он показал водителю свое удостоверение. Сойдя с автобуса, он заметил, что состояние женщины изменилось, он отнес это на счет ее нерешительности. «Вот, на первом этаже этого дома я и живу, — сказала она, — дверь слева». Женщина сделала пятьдесят шагов, затем остановилась и приложила руку ко лбу: «Нет, нет, я не могу пойти», — в ее голосе звучали плач и уныние. Услышав это, он запутался, хотел что-то сказать, объяснить, но почувствовал какое-то внутреннее облегчение: «Почему вдруг, что же случилось?». Женщина теперь заметалась и таким же плачущим голосом сказала: «Мой муж погиб на войне», — и ее переплетающиеся ноги понесли ее обратно, на остановку.
Читать дальше