Ясмина Хадра - Это как день посреди ночи

На ее лице отразилась какая-то мимолетная мысль, и брови взлетели высоко-высоко. Кусок пирога, который она держала в руке, выскользнул и упал на землю. Ее замешательство не ускользнуло от внимания Фабриса, он тоже смутился и поспешил налить мне стаканчик вина.

– Ты прекрасно знаешь, что он не пьет, – напомнил ему Симон.

– Ах да! Прости.

Журналистка взяла у него стаканчик и поднесла к губам. Эмили не сводила с меня глаз.

Она дважды приходила ко мне в аптеку. Оба раза я повел дело так, что ей пришлось разговаривать в присутствии Жермены. То, что я прочел во взгляде девушки, меня немало обеспокоило; мне не улыбалось причинять Фабрису боль.

Я стал избегать Эмили и, когда она звонила, просил Жермену говорить, что меня нет дома и когда вернусь – неизвестно. Она поняла, что мне неприятен ее интерес ко мне, что дружба, которую она мне предлагает, меня не устраивает, и перестала мне досаждать.

Лето 1950 года нагрянуло к нам, как щеголеватый ярмарочный силач. Отдыхающие заполонили все дороги, на пляжах яблоку было негде упасть. Симон заключил свой первый крупный контракт и по такому поводу пригласил нас на ужин в один из самых шикарных ресторанов Орана. В тот вечер наш весельчак превзошел самого себя. Его хорошим настроением заразился весь зал, и дамы за соседними столиками хохотали до упаду каждый раз, когда он поднимал бокал и произносил очередную уморительную тираду… Вечер удался на славу. Фабрис пришел с Эмили, а Жан-Кристоф то и дело приглашал Элен танцевать. Вид друзей, вовсю развлекавшихся после долгих месяцев депрессии, добавлял празднику дополнительную изюминку. Мы все опять были вместе, сплоченные, как зубцы вилки, и с тем же ненасытным рвением радовались жизни. И все было бы хорошо в этом лучшем из миров, если бы не внезапный, неуместный, злополучный жест, от которого я чуть не хлопнулся в обморок, когда рука Эмили скользнула под стол и легла мне на бедро. Глоток содовой воды встал у меня поперек горла, я подавился, сполз со стула и точно задохнулся бы, если бы в этот момент кто-то не принялся яростно лупить меня по спине, пытаясь освободить дыхательные пути… Придя в себя, я обнаружил, что надо мной склонилась добрая половина посетителей ресторана. Увидев, что я схватился за ножку стола, пытаясь подняться, Симон облегченно вздохнул. Что же касается глаз Эмили, то они никогда еще не были так черны – из-за охватившей ее лицо смертельной бледности.

На следующий день, когда дядя с Жерменой ушли – в последнее время они взяли в привычку гулять по утрам в виноградниках, – ко мне в аптеку нагрянула мадам Казнав. Хотя свет бил мне в лицо, я без труда узнал ее силуэт, изгибами напоминавший песчаные дюны, горделивую осанку, особую манеру держаться прямо, высоко поднимать голову и расправлять плечи.

На какое-то мгновение она застыла в дверном проеме, наверняка желая убедиться, что в помещении больше никого нет, затем вошла, заполонив пространство неуловимым смешением шорохов и полутеней. На ней был серый приталенный костюм, будто не дававший ее божественному телу вырваться наружу, и украшенная васильками шляпа, которую она чуть надвинула на глаза, метавшие в мою сторону молнии.

– Здравствуйте, месье Жонас.

– Добрый день, мадам.

Она сняла солнечные очки… На этот раз магия не сработала, очарование этой женщины на меня больше не действовало. В моих глазах она была лишь клиенткой, одной из многих. Я уже давно перестал быть мальчишкой, готовым упасть в обморок от самой невинной улыбки. Это немного вывело мадам Казнав из равновесия, и она забарабанила пальцами по разделявшему нас прилавку.

– Мадам?..

Мой нейтральный тон ей явно не понравился.

Пламя в ее глазах чуть притухло.

Мадам Казнав сохраняла спокойствие. Эта женщина пребывала в гармонии лишь тогда, когда навязывала всем свои собственные правила. Она относилась к категории тех, кто скрупулезно планирует удар, тщательно выбирая поле сражения и момент своего выхода на сцену. Насколько я ее знал, она всю ночь не спала, в мельчайших подробностях, до последнего жеста и слова, продумывая разговор со мной. Ошибка ее была в том, что она рассчитывала увидеть перед собой мальчишку, но его в этом мире больше не существовало. Моя бесстрастность выбивала ее из колеи. Она ничего подобного не ожидала и мысленно пыталась внести поправки в свой план, но козырей у нее на руках не оказалось, а импровизировать эта женщина не привыкла.

Стараясь скрыть от меня, как дрожат ее губы, она прикусила дужку очков. Впрочем, все попытки оказались тщетными, потому что у нее подрагивали даже щеки, а лицо будто было готово вот-вот осыпаться, как раскрошившийся кусочек мела.