Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Вы так спокойно об этом говорите?

— А вы ждёте от меня вспышки ревности, слёз и истерик? Я ведь мужик, и на стройках работал, хоть и не слишком долго. Тем не менее, жёсткий стиль отношений мне не в новинку. Кстати, после стройки, в политике, имел ещё больше возможностей для ознакомления с ним во всех мыслимых подробностях. Полагаю, в глазах чиновников я не вписываюсь в понятие «хозяин».

— В отличие от Покровского?

— В отличие от Покровского. Не вижу причин рвать на себе волосы по данному поводу. Видите ли, Николай Игоревич, я прекрасно осознаю скрытые опасности подобного отношения ко мне. Бюрократия в масштабах всей страны способна разжевать и выплюнуть любого президента, сведя на нет все его усилия. Власть главы государства менее конкретна по сравнению с полномочиями, скажем, премьер-министра, но зато она более требовательна к своему обладателю. Президент не может объяснить свои неудачи чужими ошибками. За всё отвечает он, как бы к нему ни относились должностные лица во всевозможных кабинетах между Балтикой и Тихим океаном, подавляющее большинство из которых он даже не назначает. Поэтому президент должен делать своё дело, а не приставать к окружающим с вопросом: «Ты меня уважаешь?»

— Но для успешной работы уважение всё же требуется? И не только со стороны чиновников, но и со стороны всех избирателей.

— Конечно. Кто же спорит? Вопрос в стратегии: либо я требую от всех неустанного уважения, либо просто работаю. И уважение со стороны миллионов людей перевесит неприязнь любого количества чиновников.

— Игорь Петрович, — чуть насторожился Самсонов, — я ведь смогу опубликовать это интервью прежде, чем вы объявите о принятом вами решении относительно участия в выборах?

— Да, безусловно. Я не развожу здесь заговоры, не выбиваю из-под кого бы то ни было стулья и не подбиваю ни под кого клинья. Просто даю интервью.

— Извините, но прежде вы никогда не разговаривали с прессой подобным образом.

— Каким подобным образом? Вы находите меня грубым?

— Нет, что вы. Откровенным.

— Обвиняете меня в постоянной лжи?

— Нет, извините за туманность выражения. Я хотел сказать: вы никогда не говорили так о Покровском.

— Так меня никогда не спрашивали, боюсь ли я его.

— То есть, вы и раньше ответили бы так же?

— Честно говоря, не ручаюсь. А вы прежде стали бы нелегально пробираться на интервью с президентом?

— Вряд ли.

— Американских боевиков насмотрелись?

— В какой-то степени — да. Но в основном, думаю, мне уже некуда откладывать жизнь. Подумал вот — пора начинать. Ну и приступил к исполнению.

Интервьюер Самсонов начал отвечать на вопросы Саранцева, но даже сам не заметил перемены ролей. Ресторанный кабинет не создавал атмосферы официозности, и журналист запутался в обстоятельствах — работа показалась ему простой беседой новых знакомых.

— У вас есть семья, Николай Игоревич? — продолжал напирать глава государства.

— Жена и дочь. Но они не здесь, я отдельно живу.

— Давно?

— Седьмой год.

— Дочь как зовут?

— Серафима.

— Сколько ей лет?

— Двенадцать.

— Счастливчик. Вам ещё только предстоит…

— Что предстоит?

— Узнать о жизни намного больше того, что вы знали до рождения своей милой проказницы. Почему вы живёте отдельно? Сейчас скажете — так получилось.

— Да, скажу. Не могу же я вам сейчас рассказывать в подробностях всю печальную историю своей жизни.

— Почему же печальную? Дочка есть, с женой можно помириться. Или развелись юридически, окончательно и бесповоротно?

— Нет, не развелись.

— Ну, раз уж за семь лет не узаконили расставание, остаётся только воссоединиться. Как раз Серафима ваша в переходный возраст входит — вам следует находиться рядом, а не на переднем крае информационного фронта.

Саранцев рассуждал, словно патриарх, хотя журналист явно не сильно различался с ним по возрасту. Правда, дочь у него намного младше, и машину пока не водит.

— Ладно, Николай Игоревич, — немного хриплым голосом завершил своё интервью президент. — Пора нам по домам возвращаться.

— Да-да, конечно, — засуетился Самсонов, схватил телефон и выключил в нём диктофон. — Спасибо за интервью, Игорь Петрович.

— Хотите сделать на нём имя?

— Есть такой расчёт, не отрицаю.

— Желаю успеха.

Саранцев первым встал, пожал руку журналисту, попрощался и вышел из кабинета в коридор. Там к нему подскочила Кореанно, он распорядился скопировать запись интервью и отправился к выходу из ресторана. Широкие спины телохранителей мешали как следует оглядеться, но в одном из дверных проёмов мелькнул наполненный посетителями общий зал, а с обеих сторон вдоль стен коридора стояли и рассеянно улыбались сотрудники и посетители, застигнутые проходом президента и оттеснённые охраной. Игорь Петрович несколько раз кивнул налево и направо, даже прощения попросил за доставленные неудобства — слова вдруг сами собой вырвались, словно птицы вылетели из клетки на свободу.