Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Хорошо вы тут устроились, — добродушно заметил президент и протянул руку для пожатия. Ладонь ресторатора оказалась твёрдой и сухой, словно отполированный и нагретый солнцем мрамор.

— Не жалуемся, — подтвердил мнение гостя хозяин. — Сам место подбирал, сам строил. — Проходите, пожалуйста, мы вас ждём.

— Ждёте, всё-таки? А я надеялся, работаете.

— Собственно, ждать посетителей — часть нашей работы.

Саранцев оглянулся и увидел Елену Николаевну. В сопровождении Юли Кореанно она подходила мелкими неторопливыми шажками и чуть насторожённо улыбалась:

— Что вы тут заготовили такое, мальчики?

— Ничего особенного, Елена Николаевна, — отрапортовал Мишка Конопляник. — Посидим, поболтаем, немного перекусим. И домой вас доставим в лучшем виде.

— Мои лучшие виды остались в далёком прошлом, — отмахнулась учительница.

— Не кокетничайте, Елена Николаевна, мы с вами почти ровесники.

— Честное слово, невозможно поверить, что вы — их учительница, — добавила Юля.

— Вы ведь не намекаете на их преждевременное старение?

— Нет, конечно. Просто вы и в самом деле не так уж намного их старше.

— В нашем с вами возрасте при такой разнице мы вообще можем считаться ровесниками. Это в четвёртом классе мы были вдвое моложе вас, а сейчас уже почти догнали.

— Ладно, ребята, хватит. Сколько можно. Хорошо, уговорили — скоро вы меня и вовсе обгоните.

Обмен любезностями продолжался на пороге ресторана и сопровождался почтительным молчанием остальных присутствующих. Игорь Петрович подумал о приличиях и широким жестом пригласил главную жертву государственного мероприятия войти первой. Люди всегда делают свою работу, если они не сдались. Работа у всех разная, кто-то должен стоять и ждать, пока другие закончат обмен любезностями или официальный ритуал. Подобное занятие — не повод для жалости и тем более презрения. Так думал Саранцев во время церемоний, когда ему самому приходилось чинно стоять и время от времени изрекать положенные фразы. Особенно его изматывала нудная процедура принятия верительных грамот послов. Так долго по стойке «смирно» он не стоял со времён пионерских смотров строя и песни и торжественных линеек, но там он находился в строю, и даже не в первом ряду, а здесь — один, в центре огромного светлого зала, на виду у сотен людей и нескольких телекамер. Почешешь нос — подведёшь государство. Кашлянуть или чихнуть — вовсе не думай. И ведь от одной только мысли о категорической невозможности того и другого именно и засвербит в носу. Хорошо хоть, теперь обстановка вполне непринуждённая — даже высморкаться можно, и Юля только довольна останется его человечностью.

Процессия во главе с хозяином ресторана вошла в теремок, утонула в полумраке и проследовала через пару светёлок в небольшой обеденный зал. Дневной свет лился внутрь и слепил всех входящих, будто готовил их к встрече с будущим или прошлым. Елена Николаевна вошла первой, Саранцев проник в помещение за ней и с удивлением ощутил противный холодок под ложечкой. Ненавистное с детства ощущение страха овладело им в окружении телохранителей, хотя террориста он перед собой не обнаружил. Несколько секунд он вообще толком ничего не видел, только смутно различил две слитые воедино фигуры — Елена Николаевна с кем-то обнималась.

— Ну что, заговорщики — наконец, все собрались, или ещё кого-нибудь ждём? — весело поинтересовалась виновница торжества.

— Что вы, Елена Николаевна, кого же ещё можно ждать после президента. В генсеки ООН никто из наших пока не вышел.

Женский голос прозвучал неожиданно и незнакомо, будто никогда прежде не слышанный. Саранцев растерялся от неожиданности и тупо продолжал молчать.

— Большая недоработка с моей стороны.

— Обязательно исправьтесь в ближайшее время, — продолжил шутку чужой голос.

— Ничего не выйдет, — выдавил Игорь Петрович. — Представители стран — постоянных членов Совета Безопасности по уставу не могут быть избраны генеральным секретарём.

Никому не нужная юридическая справка сразу заставила его смутиться, а через мгновение он с ужасом осознал сказанное: теперь все удостоверились в его больном чувстве самолюбия. Зря Юля на него полагалась — следовало хоть основные тезисы набросать.

— Ну и замечательно, — быстро среагировала незнакомая женщина. — Елена Николаевна, вас теперь можно догнать, но не перегнать. Давайте рассаживаться, зачем же стоять.

Игорь Петрович привык к освещению и осмотрелся. Он обнаружил себя в восьмиугольной комнате с бревенчатыми стенами и дощатым потолком. В центре стоял небольшой круглый стол, накрытый белой скатертью и полностью сервированный в ожидании гостей. Приборы тускло поблёскивали металлом, деревянные стулья вокруг стола даже на вид смущали своей тяжестью. В комнате находились только свои — Елена Николаевна, Мишка Конопляник и страшная женщина. Она вовсе не выглядела уродом, но с первого взгляда обдала Саранцева неким подобием священного ужаса. Поскольку способность к здравым суждениям не оставила его, логика требовала считать незнакомку Аней Корсунской. Тем не менее, смутное беспокойство мешало признать очевидное — она жутко постарела. Игорь Петрович принялся мысленно подсчитывать длительность их разлуки, вновь ужаснулся и не стал доводить вычисления до конца. Ему до сих пор как-то в голову не приходило, что люди стареют со временем, и он не представляет исключения из неумолимого правила. Собственные юношеские фотографии не коробили — он к ним привыкал постепенно, в течение всей жизни.