Пётр Самотарж - Одиночество зверя

Насилие — аргумент «против», а не «за», признание идейного поражения и бессилия переубедить словом. Так что же теперь — признавать торжество нацистской идеологии и затыкать рот её апологетам? Бояться — вдруг русских вдохновят требования их истребления и порабощения, и они выступят в поддержку нацистов на выборах? Не просто странно, а даже как-то противоестественно. Если же нацистскую идеологию школьники будут изучать по первоисточникам, любой из них сможет ткнуть в морду нашим доморощенным антисемитам и расистам страницу-другую из Розенберга и вежливо поинтересоваться причиной их схожести с лозунгами современных борцов за чистоту славянской крови.

— Опять задумался о смысле жизни? — ехидно толкнула Наташа философа локтем в бок. — Дай человечеству пожить спокойно хоть пять минут.

— Просто думаю, о чём думается. Ты вот, например, знаешь, зачем Земле мировой Океан?

Наташа рассмеялась и шутливо пихнула собеседника в плечо. Она искренне сочла вопрос шуткой, хотя Лёшка задал его всерьёз. Проблема глобального потепления трогала лишь его разум, но не волновала. Холодок в груди вызывало зрелище бесконечности. Небо бесцеремонно и назойливо выставляло себя напоказ ежедневно, с утра до вечера, а вот океан царил вдалеке, способный упрятать глубоко под своей безбрежностью даже Джомолунгму, если бы мир вдруг перевернулся вверх тормашками. Космос с его безжизненностью, немыслимыми расстояниями и скоростями пугал и отталкивал, а вот наполненный фантастическими формами жизни океан привлекал. Даже непроглядная и холодная его глубина, озаряемая изредка неземным светом никогда не виденных человеком причудливых существ. Зачем упражнять фантазию измышлениями об инопланетянах, если наша родная планета таит от своих неразумных обитателей столько неведомого!

— Я серьёзно спрашиваю, чего ты толкаешься.

— Про океан серьёзно спрашиваешь?

— Про океан. Он тебя чем-то не устраивает?

— Ничего не имею против океана. Без него не было бы жизни. И морскую воду можно переливать людям вместо лимфы.

— Расскажи ещё об уровне солёности воды в разных океанах и проблемах загрязнения.

— Зачем я буду рассказывать, если ты и без меня всё прекрасно знаешь. Только я не поняла: тебя не волнует проблема загрязнения?

— Волнует, волнует. Я не о ней сейчас. И не о жизни. Я вообще. Можешь ты себе представить необъятное и бездонное?

— Всё познаётся в сравнении. В космосе вся наша планета — микроскопическая пылинка.

— Ты ведь не космос. Для тебя океан безбрежен. Я даже на Чёрном море всматривался в горизонт — хотел разглядеть турецкий берег. Хотя прекрасно понимал — ничего не увижу. Просто не мог поверить в расстояние. Вот куда я хочу — не к водопаду, а на Курильские острова или Камчатку. Лучше на острова — от Камчатки до противоположного берега сравнительно недалеко. Представляешь — безлюдье, пляж, ревут морские котики. И Океан!

— Подумаешь, вода и вода. Сам же сказал — и на Чёрном море другой берег не увидишь, так какая разница? Не всё ли тебе равно, как далеко находится то, чего ты не видишь?

— Далеко или близко — не так важно. Океан ведь не только величественный, он ещё и красивый. На Таити есть несколько дней в году, когда какие-то там водоросли поднимаются на поверхность и ночью светятся. Можно сидеть в темноте на пляже, потягивать коктейль через соломинку и любоваться мерцанием бескрайней водной равнины под звёздным небом.

— Откуда ты знаешь?

— Читал где-то или слышал. Не вспомню уже.

— Может, это вообще неправда?

— Ты очень хочешь, чтобы это была неправда?

— Нет, я только жду, когда ты прекратишь рассказывать сказки. Или ты не перестанешь?

— Конечно, нет! Ты ведь человек. Тебя тоже должно завораживать величие всемирного замысла.

— Меня настораживает величие твоего восторга. Можно подумать, ты всю жизнь провёл в подвале. Куда ни поверни голову — везде бесконечность, дался тебе этот океан.

Наташа спорила по привычке — она не могла вести себя иначе с Лёшкой. Любая его фраза вызывала в ней потребность возразить. То ли его безобидная внешность так на неё действовала, то ли она невольно считала себя взрослее и опытнее, а может — просто хотела держать его поблизости и не отпускать далеко. Куда же он уйдёт, не убедив её в своей неизбывной правоте. Он за ней не ухаживал — зачем ухаживать за дурнушкой? Просто в её присутствии чувствовал себя сильным, опытным и знающим человеком, стремился вовлечь её в свой собственный мир, где правили жажда открытий и честность. Разумеется, он не скажет ей всего, что думает, в том числе о ней (он ведь хорошо воспитан), но красноречиво промолчит. Стесняется выдать свои чувства, боится показаться смешным, не хочет проявить слабость. Они ведь все считают движения души знаком бессилия.