Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— И ты добровольно согласился на эту работу? Мне интересно, как люди приходят к власти, а главное — зачем. Тебе нравится твоё положение?

— Елена Николаевна, я таких слов не понимаю. Нравится, не нравится… Я не маленькая девочка, в конце концов. В политике не существует таких понятий. Есть только нужно или не нужно, полезно или бесполезно.

— Хочешь сказать, тебе нужно было стать президентом, чтобы принести пользу отечеству?

— Опять вы огрубляете, Елена Николаевна. Только романтически настроенные мальчики-революционеры идут на самопожертвование ради общественной пользы.

— Так почему же ты пошёл во власть?

— Потому что это был логичный поступок. Потому что уклоняться от ответственности — недостойно.

— Но как всё происходило? В один прекрасный день ты пришёл к мысли о необходимости бороться за кресло президента и объявил о своём решении?

— Н-нет. Всё сложнее. В некотором смысле решение носило коллективный характер.

— Не ты сам решил, а тебе предложили?

— Предложили. А я подумал, взвесил доводы «за» и «против», а потом согласился.

— Ты говоришь общими понятиями, а конкретно — почему согласился? Что хотел сделать, чего добиться? Ради чего вошёл в свою тяжёлую тишину? Страшно, наверное.

— Не настолько страшно, чтобы утратить рассудок. Чего хотел добиться? Ничего конкретного я вам не назову. Я понимаю сейчас, и понимал тогда, что не совершу чудес и не избавлю Россию от всех её проблем.

Саранцев никогда прежде не пытался словами обосновать своё согласие с роковым предложением Покровского, и теперь он лихорадочно искал нужные определения, но они разбегались от него и упрямо не давались в руки.

— Просто хотел принести пользу?

— Откуда я знаю! Счёл правильным поступком.

— Правильным почему? Не из властолюбия, надеюсь?

— Елена Николаевна, вы подозреваете меня в тёмных намерениях?

— Нет, мне интересно понять, как люди становятся президентами. Когда ещё такая возможность подвернётся!

— Вы же понимаете, простые ответы, как правило, ошибочны. Я не могу разложить по полочкам и пронумеровать все свои мысли и умозаключения в тот момент. А в общем — решил сделать закономерный следующий шаг. Куда может дальше двинуться премьер-министр?

— Премьер-министру обязательно двигаться дальше и выше?

— Нет. Но если можно и нужно, почему бы не шагнуть вперёд?

— Ты всё время говоришь о правильном, необходимом и логичном выборе, а я никак не могу понять, почему ты счёл его именно таковым.

— Считаете моё премьерство провальным?

— Нет. Я уже давно бросила попытки оценивать деятельность правительств. Мне ученических тетрадок вполне хватает. Если мне завтра предложат начать президентскую предвыборную кампанию, я откажусь через мгновение, не успев подумать.

— А если вам предложат стать директором школы или заведующей РОНО?

— Насчёт директора, возможно, подумала бы, а в РОНО — ни ногой. Педагогу следует работать с детьми, а не с бумажками. К сожалению, наша Маргарита Григорьевна, кажется, именно моих претензий на директорство и боится.

— И на этой почве вы с ней воюете?

— Она со мной.

— Страсти бурлят?

— Школа никогда не была тихим местом и никогда не будет. Иначе я не смогла бы проработать в ней всю жизнь.

— Вам можно позавидовать. Я нигде не работал всю жизнь и уже никогда не проработаю.

— Каждый выбирает по себе. Ты бы хотел по сей день заниматься своим строительством?

— Зависит от ситуации и настроения. Когда всё идёт прахом, невольно думаю: какого чёрта я в это ввязался? А когда получается дело — едва ли не танцую от удовольствия.

— И думаешь: хорошо, что ушёл со стройплощадки?

— Нет, просто радуюсь.

— Как самый обыкновенный человек?

— Как самый обыкновенный.

— Напишешь потом мемуары?

— Мемуары? — рассмеялся Саранцев. — Думаете, уже пора?

— Я же говорю — потом. Жутко интересно почитать. Только не начинай с детства — про себя я читать не смогу. Ни если похвалишь, ни если поругаешь. А если умолчишь — я тебя просто убью.

— Да вы опасный человек, Елена Николаевна.

— Есть немного. Могут у меня быть свои слабости?

— Почему же убьёте за умолчание, а не за критику?

— Ясно, почему. Если за семь лет я не оставила по себе ни единого воспоминания или оставила такие, что о них нельзя упомянуть, то кто же я?

— А если обругаю?

— Значит, я не достигла с тобой взаимопонимания. Но, если ты честно опишешь причины своего неудовольствия мной, многие, возможно — большинство, женщин, учителей или даже читателей твоих мемуаров вообще встанут на мою сторону. Ты спросил из пустого любопытства или действительно вспоминаешь обо мне плохо?