Дмитрий Иванов - Где ночуют боги

Последней же удивительной вещью, которую увидел Антон в этот день, во время похода с Сократом на Аибгу, была скамейка. С первого взгляда в ней не было ничего удивительного. Обычная деревянная скамейка, старая, покрашенная зеленой краской, явно в прошлом году, с шиферным навесом над ней. Антон вдруг вспомнил очень похожую скамейку. На такой давно, когда был маленьким, он сидел с бабушкой, когда кончалось лето. В конце лета он уезжал от бабушки, она отвозила его обратно в город. Они всегда ждали автобуса на остановке. Бабушка сидела на скамейке, смотрела вдаль грустно, а рядом с ней были корзинки с ягодами – желтым крыжовником и поздней мелкой малиной, которые бабушка вместе с Антоном возвращала в город. Всегда было грустно на той остановке, когда он был маленьким. Потому что кончалось лето. Это место в долине Аибги было похоже чем-то на ту остановку, из детства. За скамейкой, в глубине навеса, имелся еще небольшой столик, тоже деревянный. На столике была стопка из трех жестяных глубоких тарелок, слегка помятых, вставленных одна в другую, а в верхней тарелке лежали три вилки, три ложки и один старый кухонный нож. А над столиком, в задней стене навеса, была табличка из черного мрамора, на табличке был портрет красивой девушки лет двадцати пяти и надпись. Написано было на русском. Антон прочитал:

«Эту скамейку поставили в 1985 году в мае мы, семья Барцыц, в память о трагически погибшей нашей сестре Н. Х. Барцыц».

Сократ рассказал Антону, что так принято у абхазов – строить такие остановки для отдыха и укрытия от дождя людей, которые ждут попутного транспорта или просто идут по этой дороге куда-то и хотят сделать короткую остановку, посидеть, перекусить, отдохнуть.

– Люди посидят, отдохнут, когда уйдут – скажут спасибо – кому? Тому человеку, за кого скамейку сделали. Его память почтут. Ему тоже будет хорошо, там, в другом мире.

Так рассказал Антону Сократ.

Антон смотрел еще некоторое время на красивую девушку, трагически погибшую и этим самым построившую тут эту скамейку. Они с Сократом посидели, передохнули, потом встали, и мальчик коротко поклонился в сторону мраморной таблички – поблагодарил. Антон тоже сказал:

– Спасибо.

Они пошли дальше. Антон улыбался. Ему было приятно думать, что его «спасибо» может сделать кому-то хорошо в другом мире.

Когда они вернулись к дому Аублаа, их встретила Аэлита и долго ругалась – и на Сократа, и на Антона – за их растерзанный вид. Сократ сказал ей, что в лесу они видели зубробизона и он их хотел убить, но Аэлита не верила и говорила, что, скорее всего, это опять убежала корова Ларис. Отмахнувшись от сестры с йодом, Сократ бросился к Ибрагиму и долго рассказывал ему историю своего героического противостояния зверю: бой Сократом был явно пересказан как закончившийся вничью. Ибрагим с интересом слушал и даже один раз посмотрел на Антона с улыбкой – тот в рассказе Сократа тоже присутствовал и, кажется, даже в похвальных тонах. Ибрагим мальчику поверил, кивнул одобрительно. Тот сиял и смотрел на Аэлиту высокомерно.

Потом Сократ, который теперь с Антоном держался на дружеской ноге, показал Антону свою комнату. Ему, как мужчине, в доме принадлежала хоть и небольшая, с одним маленьким окном, но своя комната. Обстановка в ней, как и во всем доме, была спартанской. Одну стенку комнаты занимала пятнистая шкура размером с хороший ковер.

– Вот! – сказал Сократ. – Я тебе говорил про леопарда. Мой отец убил его. Шкура смотри какая. Она еще без головы – потому что голову отец мой вообще пополам разрубил. И еще она высохла сильно. Когда шкура высыхает – в два раза меньше становится. Вообще здоровый леопард был. Зубробизона ты видел? В горах все звери большие.

Антон с уважением посмотрел на шкуру, у которой и правда не было головы. А Сократ с гордостью повесил на шкуру обрубок шашки в ножнах.

Антон успел заметить еще кое-что в комнате мальчика. Вторая стена вся была увешана, но не шкурами зверей, убитых отцом Сократа. А фотографиями, вырезанными из журналов. На всех фотографиях была одна и та же девушка, только в разных нарядах и макияжах. Антону показалось, что он где-то видел ее. Он ее действительно раньше видел – тоже на фотографиях или в кино. Это была Скарлетт Йохансон.

Вечером этого дня Антон ужинал у Сократа с Аэлитой. С Антоном опять говорил Ибрагим. Он рассказывал то, что он помнит. Антон с удовольствием его слушал, потому что сам не помнил ничего.

Ночью Антону не спалось. Все время он крутился с одного бока на другой. Когда он закрывал глаза – он видел все, что видел за день. Кричали «сухумские пацаны» – гамадрилы, бил рогами в землю зубробизон, тихо постукивали покойники в бычьих шкурах, подвешенные на деревьях, ловил рыбу Немой-Глухой-Но-Не-Слепой. Потом светило солнце сквозь ветви старой груши. Под грушей сидел смертельно раненный Бестужев-Марлинский. А вокруг лежали убитые казаки. Бестужев-Марлинский окровавленной рукой брал с земли одну маленькую грушу и ел. Он улыбался, потому что груша была сладкой.