— Кто отец — Юзе знает, — словно от мухи, отмахнулся Кучинскас, вызывая смех.
Теперь уже никто не стеснялся, хохотали в открытую, даже Винцасу нехорошо стало. Он заметил, что лишь Чибирас сидит все такой же хмурый, как и раньше, только с еще большим остервенением затягивается дымом.
— Не смеши людей, — сказал офицер и, состроив серьезное лицо, добавил: — Не морочь голову ни мне, ни людям. Раз такой добрый, помоги вещи погрузить, а то ждать не будем, вывезем так, как стоят.
— Вы не возьмете — сам уеду, — сказал Кучинскас, и его лицо покрылось такой густой краской, что, казалось, ткни иголкой — струей брызнет кровь.
— Сам езжай хоть в пекло, лишь бы с моих глаз долой, — сказал Ангелочек, а Винцас подумал, что наверняка никто никогда не видел его таким свирепым. И, наверно, никогда больше не увидит…
Смотрел он на весь этот галдеж чуть ли не с завистью: вот и раскрылись два человека, не страшась посторонних глаз, показались такими, какими были на самом деле. И ни одного не осудишь, если вдуматься. У обоих есть своя правда, и оба цепко держатся за нее… Юзе тоже как бы разделась на глазах у всей деревни. Она не только подтвердила все, о чем люди давно болтали, но добавила еще и то, чего от нее никто не ожидал. И, наверно, их никогда не терзает эта проклятая двойственность, потому что они говорят и поступают так, как думают, ничего не пряча за пазухой. Не так, как я…
Юзите вынесла на двор ведро топленого свиного жира и, увидев мужа, складывающего в мешок свой инструмент, набросилась на него:
— Что ты делаешь, дурень? Неужели эти железки грузить будешь? Сало оставляет, а железки везет.
— Помолчи, мать, — успокаивал Ангелочек и громко излагал свои мысли, словно ожидая поддержки от собравшихся односельчан. — С этими железками и с моими руками, Юзе, мы нигде не пропадем! Ясно тебе? И семян надо взять хотя бы мешочек. Пускай остаются, пускай проваливаются сквозь землю и сало, и все остальное, но инструмент и семена я в первую очередь гружу. Ведь с этого жизнь начинается.
— Как знаешь, — сказала Юзе и подзывала соседей, торопливо раздавала небогатый домашний скарб — кому кровать, кому лишнюю перину, подушки, кастрюли, стол, стулья… Перед тем как отдать что-нибудь, все оборачивалась к Кучинскасу, спрашивала, может, он возьмет, но тот каждый раз твердил:
— Мне ничего не надо.
А Ангелочек потел у грузовика, закидывая отобранные вещи. Одному было тяжело погрузить мешки, и Чибирас приказал парням:
— Помогите.
Те мигом побросали все в грузовик, офицер поднялся на скат, заглянул в кузов и присвистнул:
— Ничего не выйдет. Тебе одному половина вагона потребуется.
— Ведь лишнего ничего не беру.
— Выбрось половину.
— Господи, да здесь самое необходимое.
— Говорю, выбрось половину. Не выбросишь сейчас, потом другие выбросят.
— Боже мой, — снова начал было Ангелочек, но у офицера лопнуло терпение:
— Не торгуйся! Здесь не базар. Поступай, как сказано, да побыстрей!
Ангелочек оглядывал кузов, раздумывая над каждым узлом, разводил руками, позвал было жену, но та стояла, прилипнув к боку Кучинскаса. Тогда Ангелочек сплюнул, рубанул рукой воздух и принялся сбрасывать вещи через борт: шмякнулся о землю мешок муки, пузатый узел с перинами и подушками, два мешка картошки, бочка для засола мяса, перетянутый веревкой узел с поношенной одеждой и наконец — большая липовая лохань, в которой Юзе собиралась купать новорожденного. Лохань громыхнулась о землю дном и треснула. Ангелочек смотрел, смотрел на разбитую вещь, пока его глаза не увлажнились, потом смахнул непрошеную слезу, устыдившись своей слабости. И другим стало не по себе.
— Не тех везем, — сказал Чибирас. — Будь моя воля — очистил бы эти деревушки от гадов… А теперь бандитских нянек оставляем, чтоб и дальше для них свежий хлебушек пекли.
— Хватит! Кончайте! — крикнул окончательно выведенный из терпения офицер и приказал: — Сажайте бабу — и поехали!
Тут и началось. Едва только ребята Чибираса приблизились к Юзите, та обвилась руками вокруг шеи Кучинскаса и снова пронзительный крик разлетелся по всей округе. Мужчины видели, что по-хорошему тут ничего не сделаешь. Они пытались оторвать Юзе, но та словно прикипела к Кучинскасу — и ни с места!
— Тьфу! — сплюнул Ангелочек, отвернулся и опустился на мешок, обхватив руками голову.
Винцас видел, как Агне торопит Стасиса, почти силой, уцепившись за рукав, тащит его в сторону, но тот не торопится, что-то говорит, и они остаются, стоят, словно отшельники, словно боясь подойти поближе. Женщина кричала не своим голосом. Без слов, без стонов и оханий, кричала, будто ее режут, пока сам Кучинскас не схватил ее руки и не снял через голову, как хомут с лошади, потом обнял женщину, и, послушную, как овечку, повел к грузовику.
Читать дальше