Александр Балашов - Пророчество Асклетариона

Но Хозяин, как тут же про себя стал называть человека в плаще Бим, остановился у порожков огромного магазинного крыльца, достал из большой трубы картину с нарисованной на ней голой теткой и, притулившись к перилам, закурил. В чуткий нос Рваного Уха ударил, как кулак обидчика, невыносимый запах дешевого табака и уже высохших на холсте масляных красок.

Он нерешительно переминался с лапы на лапу, но, набравшись собачей наглости, все-таки мелкими шажочками, как на охоте, подкрался к ногам нового хозяина.

— Давай рекламу, Рваное твое Ухо! — подбодрил пса Максим.

Бим заглянул в глаза первому же мужчине, подошедшего к ним со стороны автостоянки, и просительно заскулил.

— Чего тебе? — хмуро спросил солидный живот, от которого пахло одеколоном и натуральной кожей дорогих ботинок.

Пёс взял коротенькую высокую ноту в своей импровизации и тут же дружелюбно завилял хвостом.

— Это он картину рекламирует, — пояснил Нелидов мужику с животом.

— Картину, корзину, картонку и маленькую собачонку… — пошутил живот и первым засмеялся своей же шутке. — Порнушка, дружок? Ну-ну… Ничего, блин, не боятся.

— А чего мне боятся? — поднял воротник художник. — Не украл, чай. Сам рисовал, сам продаю… Это весталка Валерия.

— Какая еще Валерия? Валерка из кемпинга, что ли?

— Нет, из Древнего Рима.

— Ты мне пули не отливай, художник… Из древнего Рима, — передразнил он Нелидова. — Из такого же древнего, как твоя клоунская шляпа, дружок.

— Не хотите — не берите, проходите…

— Я вот куда надо позвоню — там тебе и Рым и Крым покажут…

Рваное Ухо, которому с первого же запаха не понравился этот «колобок» (от толстяка несло салом с чесноком) угрожающе зарычал. Потенциальный клиент эскиза тут же скрылся за стеклянными дверями магазина. Бим заглянул в глаза хозяину: ну, как я его напугал, а?

Через минуту у этюда остановился еще один местный любитель живописи.

— Сколько хотите, молодой человек, за шедевр? — не отрывая глаз от обнаженной натуры, спросил пожилой человек в двубортном драповом пальто с вытертым бархатным воротником — ни дать, ни взять директор школы на пенсии. Старичок, как показалось, Нелидову, был немного «под шафе». По манере держаться и прямо смотреть в глаза, он чем-то напоминал Максиму его отца, старого школьного учителя, большого умницу и великого чудака. — Так сколько, не слышу…

Максим назвал цену.

— Даю половину, молодой человек, — ответил «бывший учитель», как окрестил его Максим. — Рекомендую соглашаться.

Бюджетник перешел на шепот:

— В провинциальном городишке, где инфляция съела не только материальные, но и духовные ценности, вам больше моего никто не даст. Впрочем, я очень плохо вижу, хотя в живописи лучше меня в этом городе не разбирается никто. Уж будьте уверены, молодой человек!

Максим промолчал.

Пенсионер с обликом дореформенного педагога достал из кармана круглые допотопные очки в металлической оправе, водрузил почти снайперскую оптику на нос.

— По манере чуть ли не Тициан… Итальянское Возрождение. Ну, прямо Венера Урбинская… Талантливое подражание. Но скорее — это французы. Стиль «ню», обнаженной натуры… — приговаривал городской сумасшедший, последний из могикан-ценителей. Он то надевал, то снимал свои очки-лупы. При этом его глаза сначала увеличивались в разы, напоминая блюдца сказочной собаки на сундуке, а потом превращались в смотровые щели хитровато-добродушного японца.

Нелидов с обидой сказал:

— Это не подделка. Это оригинал.

Несмотря на какую-то ироничность в словах покупателя, Максим с любопытством ждал продолжение торгов.

— Современные французские экспрессионисты? Угадал?

— Почти…

«Пусть изголяется в своих познаниях, лишь бы купил…» — подумал Нелидов.

— Кто? — старик с прищуром смотрел на этюд, прикрывая его рукавом от моросившего дождя. — Кто художник-то?

Максим в поисках ответа взглянул на вывеску, красовавшаяся на скромной будке сапожника «Ремонт обуви» и прочитал её вслух, ставя в перовом слове ударение на перовом слоге, а во втором — на гласной «И»:

— Ремонт Обуви…

Старичок зацокал языком:

— Не может быть!.. Это же, я знаю, Пикассо нашего времени. Восходящая звезда. Ай-яй-яй!.. Ремонт Обуви… — он повторил «иностранную» расстановку ударений. — Я бы, честное пионерское, дал бы больше, но нету…

— Я бы в другое время и в другом месте подарил бы этот шедевр, как истинному ценителю изобразительного искусства, но не могу… Обстоятельства.