Анатолий Тоболяк - Откровенные тетради

В воскресенье вечером я собралась к Сонькиным родителям. Только вышла в прихожую, зазвонил телефон — он у нас там стоит на тумбочке. Я подняла трубку, услышала: «Можно позвать Лену?»— и обмерла. Этот голос… негромкий, мягкий… Я сразу его узнала. Но все-таки не поверила.

— Слушаю. Кто говорит?

— Лена, вы? Привет! Помните такого человека по имени Максим? Как бы нам встретиться?

У меня почему-то дыхание перехватило… Я переложила трубку из руки в руку.

— Здравствуйте. — Я не смогла сказать «Максим». — Откуда вы взялись? Чудеса!

Он негромко засмеялся.

— Ничего чудесного. Сам напросился в командировку, только и всего. Так как насчет встречи?

— А где вы сейчас?

— Где я? Постойте, оглянусь. Слева кафе. Называется «Ёшлик». Справа скверик или парк. Сам я в телефонной будке. А вообще-то остановился в гостинице «Турист».

— Знаю, знаю, поняла! Ну, что ж, давайте… давайте встретимся.

— Отлично. Когда? Где?

Я покосилась: мама стояла в дверях кухни с половником в руке.

— Да хоть сейчас! — громко проговорила я. — Стойте на месте, я вас найду.

Максим сказал: отлично, он будет стоять, не шелохнувшись. Он ждет.

— Куда это ты лыжи навострила? Кому это ты свидание назначаешь, интересно знать мне? — как-то певуче спросила мама.

— А ты зачем подслушиваешь? Одному человеку, — ответила я, засовывая ноги в босоножки.

— Лена, пожалей себя. Меня пожалей, пожалуйста. Папа такое устроит, если ты надолго задержишься… Вадим, скажи хоть ты ей! Меня не слушает, — пожаловалась мама. Брат как раз вышел со своей веранды. — На какое-то свидание бежит неизвестно к кому.

— Ну и что? — сразу вскипел Вадим. — Первый раз, что ли? Она с семи лет на свидания носится! Я виноват, что она такая безмозглая? Пускай бежит!

— Сам ты безмозглый, братик… — нежно прошептала я ему и выскользнула из квартиры.

Почему я так обрадовалась? Ну, был какой-то Максим! Был и сплыл. И вот опять появился. Ну и что из этого? Чего я несусь как сумасшедшая, чуть босоножки не теряю?

Наверно, все дело в том, размышляла я на бегу, что он для меня сейчас вроде «скорой помощи». Звонок — «Вы заказывали неотложку?»— прибыла!

На повороте к кафе «Ешлик» я замедлила шаг. Максим стоял около телефонной будки, прислонившись к ней плечом. Издалека увидел меня, махнул рукой и пошел навстречу.

Он показался мне выше, чем в первый раз, и моложе. На нем были джинсы, серая рубашка, зауженная в поясе, с расстегнутым воротом. Легкие русые волосы рассыпались по голове… Бородка слегка взъерошена.

— Привет! Быстро ты. — Опять он перешел на дружеское обращение.

Я беззаботно улыбнулась ему в ответ и сказала, что если обещаю, то никогда не заставляю себя ждать. Максим, усмехнувшись, похвалил такую точность.

— Ну, что будем делать? — приветливо спросил он, приглядываясь ко мне, словно стараясь понять: та ли я, какой была, или уже другая? — Есть несколько вариантов. Можно, например…

— Вы надолго здесь? — перебила я его.

— Не «вы», а «ты».

— Ты надолго здесь? — нервно повторила я.

— Еще не знаю. Приехал заключать договор с вашим трестом. Слышала об АСУ? — Он поморщился. — Это неинтересно.

Зря он так думал, что неинтересно. Я слушала внимательно, даже позавидовала ему: вот есть у человека свое дело. Захотел — и прилетел в командировку. Как хорошо! Вольная птица!

Мы перешли улицу и свернули в глухой переулок.

— Как у тебя дела? — спросил Максим и обнял меня рукой за плечи.

Я не отстранилась, не пискнула. Только сердце сильно стукнуло, даже больно стало.

— Да что я! Собираюсь работать. Пойду в детский сад. Тошно здесь, вот в чем дело! Не смотрела бы ни на что. Я тут родилась, понимаешь? Я, может быть, тысячу раз ходила по этой улице. Тощища!

Его рука крепче сжала мое плечо. Он заглянул мне в лицо, негромко сказал:

— Дело не в городе. Это ерунда. Все города, в сущности, одинаковы. Дело в том, что жизнь вообще тоскливая штука. А бывают такие моменты, хоть вешайся.

— Вот именно! В петлю охота!

Он засмеялся.

— Нет, в самом деле! — разгорячилась я. — Вот училась в школе, все было ясно. А сейчас вдруг какая-то тьма. Ну, поступлю работать, а дальше?

— Потом попробуешь снова в институт.

— Потом в институт, ладно. А дальше? Умру?

— Когда-нибудь, безусловно. Не так скоро. — Он говорил вполне серьезно: почувствовал мое состояние.

— Нет, скоро! Мне уже восемнадцать. Не успею очухаться — старуха. Я. думаю: для чего? Для чего все это учеба, работа, скандалы, радости? Какой в этом смысл? Все равно ведь стану старухой и умру! Да разве только я? Сейчас на земле сколько людей? Больше четырех миллиардов? Через сто лет все до одного… ну, кроме каких-нибудь долгожителей… будут в земле. Все! Это же страшно.