Сергей Бакшеев - Любовница депутата [сборник]

Он увидел, как ее мягкие губы растянулись в добрую улыбку, увидел искорки смеха в бездонных темных глазах, и волна смущения захлестнула его. Он бездумно уткнулся в планшет и твердил себе, что сейчас встанет, подойдет к девушке и заговорит о чем-нибудь, о чем угодно. Но чем больше он об этом думал, тем неуютнее и глупее себя чувствовал.

И все же в один момент он решился, приподнялся — сердце его оборвалось и ухнуло куда-то глубоко-глубоко, а через миг так бешено заколотилось, что он испугался, не слышит ли она этого стука. Так и не поднявшись до конца, он сел.

Ее тоже охватило волнение. Ну почему, почему он не подошел? Она же видела, как он хотел это сделать, и теперь сама страстно желала этого. Она смотрела на его медленно поднимающееся лицо и ждала, нетерпеливо ждала его взгляда. Этот взгляд был так нужен ей, в нем сейчас заключался весь смысл ее жизни.

Их глаза встретились. Сладостная мука расплылась по ее телу, и она поняла, что любит, и, наверное, всегда ждала и любила только его.

Он прочитал в ее глазах ее сердце. Но огромная противная сила, начисто лишив воли, продолжала держать его на месте. Он стал лихорадочно искать предлог для знакомства. В глубине души он сознавал, что нужно просто подойти и сказать: «Привет», и представиться. Она все поймет. Но упрямый голос постоянно твердил: «Это безумство, так никто никогда не знакомится». Он укорял себя, но не мог подняться.

Наконец он решил, что дождется, когда она будет выходить из вагона и пойдет рядом с ней, а там — будь, что будет.

Она заметила его стеснительность и решила сама, когда он будет выходить, словно бы невзначай опереться на его руку и о чем-нибудь спросить.

Они оба уже проехали свои станции, украдкой поглядывали друг на друга, и никто не решался первым сломать невидимую преграду человеческого отчуждения.

Он сник, помрачнел и вдруг со всей очевидностью понял, что не сможет просто так подойти к незнакомой полюбившейся девушке. Вспомнил про экзамен, с безмолвным криком отчаянья в душе, порвал в себе какую-то нить и выскочил в закрывающиеся двери вагона.

На вопросы преподавателя он отвечал механически, и низкая оценка не вызвала у него никаких эмоций. Все последующий дни он постоянно искал ее и готов был казнить себя за былую нерешительность.

Он не смог бы описать ее словами, но стоило только закрыть глаза, и она представала перед ним ясно и отчетливо. А во сне она являлась ему во всей своей манящей красоте и будоражила его безумное воображение.

Он тоже снился ей, и она с удивлением и тоской глядела по утрам на измятую всклокоченную постель.

Они часто ездили в метро по той же линии, и каждый раз искали глазами друг друга. Но тщетно. Больше они не встретились, хотя часто вспоминали несостоявшееся знакомство, и тупая ноющая боль охватывала их молодые жаркие сердца.

Московский городской аэровокзал на Ленинградском проспекте жил обычной расторопной шумной жизнью. Как мощный современный комбайн он издавал множество разнотонных звуков, и так же как в комбайне колоски, сотни людей непостижимой круговертью мельтешили в нем, чтобы, в конце концов, оказаться отдельными, пронумерованными и зарегистрированными пассажирами. Все что-то искали, куда-то спешили и суетились.

Старшая дежурная по регистрации пятой секции Клавдия Михайловна заполнила ведомость, включила электрический чайник, задвинув его поглубже под стойку, и попыталась расслабиться, насколько это возможно, сидя на высоком неудобном табурете. Ей хотелось побыстрее отправить Хабаровский рейс, попить чаю с пирожными, которые принесла из буфета напарница Верочка, сдать смену и оказаться в своей уютной тихой квартирке. Время регистрации истекло, и сейчас пассажиры находились в комнате досмотра. Через пять минут автобус должен был отвезти их в аэропорт Домодедово к трапу самолета. Кассирша Люба, видя, что пассажиров больше нет, загородила окошко и занялась суммарным подсчетом. Лохматый студент, работавший в секции загрузчиком багажа, давно уже хотел расквитаться с этим рейсом и, не дожидаясь пересменки, улизнуть в общежитие. Он нетерпеливо ерзал на стуле у стенки, то и дело посматривая на заднюю дверь, не пришёл ли автобус.

Наконец, с внутреннего двора послышался приглушенный шум "Икаруса".

— Ну что, грузим? — бодро вскочил студент, обращаясь к Клавдии Михайловне.

Вошел водитель, Клавдия Михайловна записала его фамилию и, не отрываясь от бумаг, спросила: