«Вот оно, счастье. Несравнимое. Единственное. Ради него… из-за него… можно… можно». Что можно? — размягченное сознание не смогло ответить. Ася не ощущала собственного тела. Была лишь сладкая, звонкая пустота, в которой крохотным огненным червячком шевелилась мысль, остывая и тая и вновь раскаляясь. Но вот он обнял, припал к губам, и опять она обрела тело и по властному зову его нырнула в блаженную глубь. Вынырнула обессиленная, расслабленная, умиротворенная. Положила голову на взбугрившееся плечо и крепко заснула.
Это был сумасшедший, карусельный день. Калейдоскопно мелькали события, лица, деревья, автобусы, дома. Они ходили по магазинам, выбирая сыну и ей подарки, обедали в летнем ресторане, катались на прогулочном пароходике, смотрели какой-то кинофильм. А вечером, дома, включив только торшер и запустив магнитофонную пленку с песнями Окуджавы, пили шампанское и коньяк.
— Утром я улечу, — тихо сказал Гурий.
— Куда?
— Домой, в Турмаган. Пак с Лисицыным, наверное, подняли на ноги уголовный розыск. До зимы столько надо переворотить… Фантастика!
— Послезавтра суббота.
— На войне все дни будние. Один праздник — Победа. — Взял ее руку. Поцеловал. Перевернул ладошкой кверху, снова поцеловал.
— Ай, Гурий…
— Недолго уже. В конце августа прилечу за вами. Отличную школу строим. Каменную. Спортзал, мастерские. Ультра. День и ночь работают строители. Двенадцатого августа сдадут. Будет Тимур Бакутин первым учеником первого класса первой средней школы города Турмагана. Нас ведь из поселка уже перевели в город. Вот как нефть погоняет. Того гляди Турмаганскую республику создадут… Чего сникла? Станешь в той школе преподавать свой английский. Некогда будет хандрить… Почему молчишь?
— Представляю, что там будет осенью.
— Нормально. Нам бы только окружную бетонку. Колечко в пять километров. Чтоб связать причал, энергопоезд, склады, окольцевать центр города…
— Города, — язвительно передразнила она.
— …будет твердь под ногами. Ни болотам, ни погоде неподвластная.
— Пять километров, — тем же тоном выговорила она.
— Если их превратить в кубометры вынутого торфяника, завезенного грунта, гравия, песка… Астрономия в живом виде…
— Неужели кубометры, тонны, чужие рубли способны заполнить всю жизнь человека? И, кроме планов, смет, прибылей, ему ничего больше не надо? — в голосе, в глазах, в беспомощно вскинутых руках — отчаяние, боль, тоска.
Он схватил ее тонкие, хрупкие руки, порывисто прижал к своим щекам, потом, сложив ее ладони ковшиком, подышал на них, поцеловал и, не выпуская из рук, заглядывая в любимые Асины глаза, сказал негромко:
— Конечно же, надо. И очень многое. Нужна женщина. Любимая. Единственная. Ее любовь, ее верность…
— Господи! Какой первобытный эгоизм. «Нужна женщина. Любимая». И ему наплевать, что этой любимой придется жить — и не день, не месяц — годы, — отказывая себе в самом элементарном. Вымыться, просто вымыться теплой водой, сделать маникюр и прическу, красиво одеться и выйти на люди… А жизнь — одна. К тому времени, когда твой Турмаган превратится в город, я состарюсь. Состарюсь! Усохну душой и телом. И все земные радости и блага, которые принесет тогда людям выстраданный тобой город, мне будут уже не нужны. Да и тебе тоже. Это-то ты способен понять?
— Способен, — глухо, с болью вымолвил Бакутин.
— За что же тогда должна я принести такую жертву? Ради чего? Ради черной водицы, которую вы гоните по трубам? Или ради рублей. Нет! Ни радость, ни счастье молодости не купишь потом за любые тысячи…
— Погоди, — оглушенно пробормотал он, подмятый ее правдой. — Ты права.
— Ага! — разом возликовала Ася и, судорожно сглотнув стоявший в горле ком, улыбнулась просветленно и счастливо.
Улыбнулся и он — сдержанно и горько. Крепко сжал ее руки. Распрямился. Сказал со вздохом:
— Да. Ты права. Но только при одном условии…
— При каком? — уже кокетливо и громко спросила Ася.
— При условии потребительского отношения к жизни. Все — мне! Для меня…
— А ты хочешь, чтоб я жила для потомков? Нет, Гурий! Я хочу жить при жизни, взять от нее все отпущенные мне природой радости и блага. Все и — сама!
— Тебе видней. — Опрокинул в рот рюмку коньяку, закурил. — И празднику конец.
— Люди сами зажигают и гасят праздники. Какой ты растрепанный. Давай причешу.
Проворно уложила, пригладила встопорщенные седые вихры. Он обнял ее…
Все было как вчера и не совсем так. Что-то незримое сдерживало чувства. Не было вчерашних сладостных бездонных провалов, а лишь оглушающий ослепительный миг, за которым почти сразу же последовало отрезвление…
Читать дальше