Н. Денисов - Арктический экзамен

— Сама знаешь, некому согреть, погрела бы, — нахальничает он, подступает к Галине. Дразнит его девка, да и нет никого на базе, моторчик только чакает за стеной.

— Остынь, — отодвигается на лавке Галина, халат на коленках одергивает, но по глазам видно — не боится, никого не боится, ни Игнахи, ни черта из тайги.

— А если всерьез поговорим, — накаляется Игнаха все больше. — Я мужик простой, ваши танцы-манцы не понимаю… Но свое умею брать!

— Ты что, Игнатий, никак сосватать меня собрался? Или так потянуло до девушек! Так навозные кучи кругом, дак хоть в баню сходить, от силосного духу отмыться, — Галина засмеялась. — Ой, парень! Да какой ты — парень! Седьмая вода на киселе!

— Не дразни, девушка! Серьезно толкую!

— Ну и дурак же ты, Игнаха. Котов бы хоть постеснялся. — Галина вспомнила вдруг о Витьке. Полчаса как был здесь, отметали с воза с Володей, заходил погреться. Посидел, помолчал, похлопал ресницами. Галина поохала: «Замерз, миленький!» Сама рукавички нагрела у титана, целовать, как раньше, пыталась Витьку, но он так глянул — губы задрожали, расплакалась было. Мужчиной становится миленький.

— Отцепись, не лапай! — сняла Галина с плеча Игнахину пятерню, пересела на топчан. — Тоже мне женишок выискался!

Взорвало Игнаху такое обращение, не приучился он к таким беседам, да и не ожидал от Гальки отпора.

— А мы и без сватовства, без женитьбы свадьбу сыграем. — И тут только пуговки халата врассыпную забрякали на пол. Навалился, собрал пальцами тонкое штапельное платьишко на груди — Галина и на базе форсила, — ожегся об упругий живот. Зверь будто, не человек. Но тут моторчик за стеной зачихал, лампочка под потолком запарника совсем было ослепла, но кто-то вовремя, наверное Кондрухов или Афанасий Соломатин, оборотов добавил моторчику, заговорили громко. И был Игнаха через минуту за дверью во тьме, прихватив у порога видавший виды рюкзак.

В субботу топили баню. Чуть ли не с утра на задах дворов, за огородами, где темнели остывшие с прошлой недели приземистые, но крепкие строения, копошился народ. Откапывая тропинки в сугробах, с открытой стороны, с речки, намело вдоволь, кололи чурбаки покряжистей, пожарче, носили коромыслами воду из прорубей, заливали до краев кадушки, железные бочки, чугунные котлы в каменках.

Народ, словно бы дождавшись светлого праздника, повылез с охотой на волю, и случись в эту пору быть в Нефедовке свежему человеку, подивился бы на многолюдство деревеньки, до сего часу сидевшей по теплым лавкам, огороженной от белого света пылающими созвездиями неотцветающих гераней.

Управляющий фермой Алексей Тимофеевич Батраков, пробив спозаранку тропу к своей бане, зашел в дом Никифора, когда все были на ногах. Акрам брякал чашками в тазике, мыл после завтрака посуду. Шурка — конюх, чуть не свалив Батракова в дверях, побежал к лошадям. Остальные во главе с Лохмачом играли на полу в лото. Даже Никифор, примостясь возле кровати, с интересом посматривал, как Лохмач затейливо банкует, тряся в сатиновом кулечке фишки.

— Дед, — говорит Лохмач, поставив на карту фишку с цифрой девяносто.

— Сколько лет? — спрашивает Витька.

— Пятьдесят четыре стукнуло.

— Молодой дед. Дальше!

— Кол, — продолжает Лохмач, — стульчики, как свиньи спят…

— Подожди. А это сколько? — не понимает Володя.

— Шестьдесят девять, — бесстрастно поясняет Лохмач. — Горбыли — тридцать три, Володя, восемнадцать лет молодуха, литовки…

— По одной, — предупреждает Витька. Игра на какой-то момент стихает, все повертывают головы, заметив в дверях горницы Батракова.

— Здорово ночевали, молодцы! — приветствует он.

— Доброго здоровья, сосед, — первым откликается Никифор, — проходи вперед, садись на кукорки.

— К нашему шалашу, — лыбится Лохмач, по случаю субботы и выходного нацепивший свой галстук.

— Да я по делу, — Батраков даже рукавички не снял. — Давайте, орлы, засупонивайтесь, в баню приглашаю. Первый жар — ваш!

Орлы живо повскакали с матрацев, Лохмач заприплясывал, кинув мешочек с фишками, похлопал Батракова по плечу:

— Голова, Тимофеич!

— Воды натаскаете, дров наколете сами.

— По-черному баня? — деловито спросил Володя, натягивая уже бродни. Он, горожанин, хотел, чтоб по-черному, не иначе, но Батраков обиделся:

— По-белому, как у добрых хозяев.

Обязанности распределили по дороге. Акрам с дедом Никифором остались управляться дома, их позовут потом — распаривать веники, самое тяжелое — колоть чурбаки — взял на себя Лохмач, Володя — в подручные Лохмачу, ставить на попа поленья, затем таскать наколотые к бане. Витька вызвался носить на коромысле воду.