И тут в самый лирический момент — грохот в дверь и подзаборная матерщина. Девушки наши кинулись в прихожую, джигит за ними, а хозяйка остановила меня и шепчет ласково: «Скажи, что ты мой муж, из Казани приехал!» В мужьях я еще не бывал по молодости, но усвоил.
Вваливается парняга, морда шире самовара, в крови. «Ты хахалей навела! — кричит. — Всех попластаю!» Девушки наши еле его успокоили, на кухню повели, умыли. Пока они там замешкались, парняга заходит в комнату: «Здорово!» Садись, говорю. Налил ему. Разговор ложится на мирные рельсы. Я уж проникся доверием к парняге. И тут он возьми да спроси: «Ты как сюда попал?» А я, лапоть пензенский, ляпни ему: «Познакомился, пригласили!..» Что тут стало, парень такой хай поднял: «Проститутка, кричит, ты кобелей принимаешь, пока я пару дней не заглядывал!» Хозяйка улучила момент, шепнула: «Лучше разойтись, приходи завтра днем один, я — выходная!»
Гляжу, Тоня уцепилась за моего джигита, тянет на улицу. Ушли, а через три минуты Тоня возвращается: «Не пойду я с ним… у него денег нет!» Ах, думаю, Тоня — тоненькая, в два обхвата… Тут подруга хозяйкина не растерялась: «Я, говорит, пойду с ним». И увела.
— Ушлая баба! — кивнул Пятница.
— Ну вот… Вышли мы с Тоней под мат и крики парняги. Что же, спрашиваю, Тоня? Такое отвращение к ней, но куда денешься, надо проводить до дома, неловко бросать женщину одну среди ночи. Идем пешочком, каблуками постукиваем. И она мне плачется, что нужно по квитанции в милицию заплатить. По какой квитанции? А вот по какой! Возвращалась позавчера из гостей, день рождения у одной работницы отмечали. В метро не пустили, а завели в отделение. Поскандалила там. А они квитанцию в руки и говорят: не заплатите штраф через три дня, на работу сообщим! До получки далеко, а у бати просить совестно, вот и… Что-то не верилось мне. Ах, Тоня — тоненькая! Но я чуть не заплакал от жалости. Пацан был!
— Ну — у, — недоверчиво выдохнул Пятница.
— Выскреб я последнюю мелочь из карманов, поймал такси, отвез ее до дома. На площадке она — «спасибо и до свидания». И захлопнула перед носом дверь. До общаги я уже топал пешком через всю золотую столицу. В одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи. Блоха, ха — ха, как говорит Витя! Что, Витя?
— А как джигит?
— Джигит, понятное дело, на коне… Так я познакомился с оборотной стороной… Ну ладно! Только теперь уж столько стран повидал, на красивых женщин насмотрелся в Таиланде и на Филиппинах, а все чувствую себя должником перед этой Тоней… Дарю, Сапунов, сюжетец. Можешь досочинить, как наутро я пошел разгружать вагоны и заработал для Тони четвертную и она спасла свою честь. Только ничего этого не было, вот так…
Сокол примолк, задумался. Виктор с Пятницей тоже сидели в каком-то оцепенении, ждали продолжения рассказа, но старпом молчал, теребил узел галстука.
Виктор разливал кофе и думал о неисповедимости человеческих судеб: вот и у этих парней не так-то все просто в жизни!
Пятница поднялся, отвинтил иллюминатор. Колкий, ядреный морозец хлынул в каюту, качнул атласную занавеску.
— Прижимает север! — сказал Иван. Никто не ответил.
Виктор подумал о Свете. За три месяца получил от нее одно письмо, и то еще в Тобольске. Может быть, письма лежат на почте, в поселке? Хотелось еще верить в это, хотя..»
— А женился я по любви! — прервал его думы Коля, отхлебнув крепкий глоток кофе. — На последнем курсе мореходки. Только она проспала меня.
— Как проспала? — удивился Пятница.
— Никогда не предполагал, что взрослый человек может каждые сутки спать по десять часов. Прихожу вечером домой, ее уже развезло, в подушке — носом. Ты, говорит, меня не трогай, устала… Теперь спит с учителем географии. Не знаю, какие они континенты видят во сне, но уж, во всяком случае, характерами сошлись. А то я, бывало, привожу в пример самого Петра Первого, Наполеона, Чапаева — вот, мол, по четыре часа в сутки спали люди, и то хватало. Не убедил!
— Детей не нажили? — спросил Пятница.
— Умудрились. Проснулась на четвертом месяце — у нас, кажется, ребеночек будет!.. Вот я ему и вез попугайчика…
Медленно погас свет. Иван чертыхнулся и побежал выяснить. Виктор разыскал огарок свечи в рундуке, запалил, водрузив в пепельницу.
Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви — и — и…
— Сколько тебе лет, Сапунов?
— Много. Двадцать восьмой. А что?
— Кажется, Лермонтова в твои годы уже…
— Что поделаешь, дорогой Сокол, начинающие интеллигенты в первом поколении…
Читать дальше