Н. Денисов - Арктический экзамен

— Пить не буду, — брезгливо передернулся Иван, косясь на змею в бутылке.

— Я подарю тебе сюжетец, Сапунов, — не обратил внимания Коля, — только завари кофейку.

— Сейчас принесу.

— Бесхозяйственно живешь, Сапунов. У кока должно быть в каюте как у премьер — министра. Впрочем… Впрочем, ты помнишь окончание «Морского волка»?

Виктор обернулся в дверях:

— «Они спаслись и ликовали! Они увидели приближающийся пароход и прильнули друг к другу…»

— Прильнули. Не то… Он прошептал: «Еще поцелуй, любовь моя… Еще один поцелуй, прежде чем они подойдут…» Она ответила: «И спасут нас от нас самих…»

— Слащаво и выспренно.

— Старик, я понимаю… Но тогда я бросил все и кинулся искать свой «Призрак». Я расскажу…

Когда Виктор принес кипятку и банку кофе, бутылка была открыта, змея исчезла.

— Он уговорил выбросить чукотским чайкам, — сказал Сокол. — Чего для друга не сделаешь!

— Разве можно портить вино какими-то кобрами, да разорви меня на части! — Ваня чувствовал себя неско* лько скованно и, кажется, томился. — Вы как хотите, а я начислю.

— Я бросил все, — продолжал Сокол разговор, прерванный уходом Виктора. — Бросил первый курс Московского нефтяного института и пошел в мореходку на радиста.

Радисты, радисты…

Пусть путь будет чистым,

И я из тумана к тебе появлюсь…

— Один корешок сочинил. Где-то на Дальнем Востоке на танкере ходит, Н — да… А все из-за них, красавиц, — Коля кивнул на «Неизвестную» Крамского — над ложем Виктора. — Она одна скрашивала твое трехмесячное мужское одиночество, а, Сапунов?

— Об этом молчу даже в мужской компании…

— А я расскажу. История старины далекой. Неважны имена, фамилии. А появилась у меня в Москве знакомая, назовем ее Тоня, Тоня как Тоня, тоненькая, на ракете не облетишь. Н — да! Работала в каком-то расфасовочном цехе. Но дело пока не в ней, а в ее бате. Я как-то случайно помог занести ему мебель на четвертый этаж. Мебели — гардеробишко, платяной шкаф, а мужик, гляжу, один мается у подъезда. Подняли, занесли, поставили. Он меня — к столу, пиво поставил. Не отказываюсь, пьем пиво. Мужик простой, работяга из работяг, а потолковать о смысле жизни любитель. Засиделись. А тут и Тоня пришла, тоже за стол. Не скажу, старики, что понравилась, нет — не в моем вкусе. С батей мы сошлись душа в душу. А у меня в столице — никого. Стал я забегать к ним, когда один, когда с корешами нашего курса. Пиво прихватим — и к бате, — Сокол вздохнул, положил руку на плечо Виктору, продолжал: — Тоня даже как-то призналась: отлучили батю от забегаловок, а то он, бывало, с работы и где-нибудь «соображает на троих», пьют из горла… Словом, подтягивали батю до интеллигентного уровня. Он нам про революционный рабочий класс, мы ему о романтике таежных троп, о нефтяной твоей Тюменщине, Сапунов… Вот качал бы я сейчас земную кровь где-нибудь под Сургутом, да своя забурлила… К черту! Начисли, Иван!..

Старпом откусил морщинистый помидор, продолжал:

— Встречи наши с батей кончились неожиданно и глупо. Подходит как-то ко мне азербайджанец, тоже первокурсник. По — русски говорит: без толмача не разберешь. Но я понял: у тебя, мол, красавица есть знакомая, познакомь, дорогой! Ты что, говорю, Курбан — заде? У самого, что ль, тыковка не работает? Сколько красавиц по Москве? Джигит! Понимаешь, дорогой, говорит, только заговорю, все думают, что я им абрикосы купить предлагаю. А я совсем бедный джигит из горского селения. Но шибко уважаю русских девушек… Разжалобил! Позвонил я Тоне, с тобой один красавец — джигит жаждет познакомиться. Приходите, отвечает Тоня, проведем вечер у подруги. Я к джигиту: приглашает тебя красавица, поедем на чашку чая. Почему чая, не понимает мой Заде, у меня деньги есть. И показывает два червонца… Сам я тоже наскреб немного, поехали. Встретились с Тоней на «Новослободской», сели в трамвай, гремим, качаемся. Вышли. Вот, говорит Тоня, подруга живет. Глянул я на дом: куда занесло! Старый клоповник времен очаковских и покоренья Крыма. Ну ладно, думаю, все равно — только полный вперед!..

— А я в Москве ни разу не был, — перебил Пятница.

— Слушай, Ваня… Потом, потом про столицу… Ну Тоня — в дом, а нам в гастроном подсказала забежать. Взяли еще пару «сухачей», шампанского уже припасли, стучимся. А у подруги еще одна подруга, коллега по работе. Уселись впятером за стол, музыку слушаем, разговоры ведем. Джигит поддакивает, усы в шампанском мочит. И на хозяйкину подругу смотрит, о Тоне забыл. Хозяйка, жгучая татарочка, на меня, гляжу, глаз кладет. Она — на меня, я — на нее. Потанцевали.