Н. Денисов - Пожароопасный период

– Одевайся! – сказала она со злинкой.

Потом вышла на кухню, вернулась, неся в стакане красное вино.

– Выпей. Я хочу, чтоб ты выпил. Тебе нехорошо?

Он смотрел на нее во все глаза, подчиняясь повелительному тону.

– Мне хорошо, Валя. Почему ты решила.

– Больше так не будет. Больше я тебе не позволю.

Больше она не позволила.

Они встречались, ходили в кино, на танцплощадку, купались и загорали по выходным на речке, подолгу стояли у ее палисадника, строили планы будущей жизни вместе.

Была юность, было лето. И впереди – целая жизнь!

Однажды она опять исчезла, не сказавшись. Мать объяснила, что уехала в город покупать босоножки, вернется завтра. Он взял адрес, где она должна была остановиться у родственников. Дважды за ночь съездил в этот город и, уже возвращаясь, под утро, нашел её в полутемном общем вагоне, дремлющую возле окна.

– Ты сумасшедший, – сказала она, потирая сонные веки. – Ты невозможный! – и смотрела на него нежно, обрадованно. – Ты зачем меня преследуешь, я запрещаю тебе.

Остаток пути она спала, по-детски прижавшись к его плечу.

Через две недели Вася Красильников с отличием окончил училище и его одного из всей «капустной» братвы послали продолжать учебу в сельскохозяйственном институте.

– Поезжай, – сказала Валентина. – Ты у нас победитель, поезжай.

– Валюша, мы скоро встретимся, – чувствуя тяжесть слов, проговорил он.

Больше они не встретились. Рассказывали ему потом, что в сентябре она уехала на Крайний Север и вскоре вышла замуж.

Через тринадцать лет в научно-исследовательский институт, где он работал, пришла на его имя телеграмма: «Буду проездом. Поезд «Иркутск – Москва». Вагон девятый. Хочу видеть. Валентина».

Телеграмму принесли с опозданием.

Не докурив вторую сигарету, Красильников заторопился в вагон. За окошком мелькнула будка дежурного по переезду, нарисовались знакомые елки, опушенные клочковатым снегом. Опять толкнуло на стрелке. Поезд подходил к станции.

Он дотронулся до плеча жены.

– Я не сплю. Сейчас, сейчас. Подъезжаем, да?

Женщина напротив рассеянно листала «Огонек», держа его на весу в маленьких гладких руках.

Пропуская жену вперед и взяв с полки рюкзак, Красильников еще раз оглянулся. Женщина смотрела на него, уже не отводя глаз, растерянно и сожалеюще. Она была бы похожа на молоденькую супругу какого-нибудь губернского чиновника из чеховских рассказов, или на курсистку, попавшую в неуютную толчею общего вагона, если бы… Была бы похожа…

Он улыбнулся ей, виновато пожимая плечами, словно хотел сказать: «Ничего не поделаешь, такова жизнь»…

До избушки шли молча. Похрустывал снежок. Звонко в морозном дне стрекотала сорока. В переулке их встретил соседский песик Верный, радостно запрыгал, все пытаясь лизнуть руку. Жена дала Верному заранее приготовленную куриную косточку.

Он растопил печку. Чугунная плита быстро нагревалась, истекая теплом и отсыревшими запахами оттаявшей известки, глины.

Жена стояла в пальто у плиты, держа над ней зябкие ладони. Он сидел на корточках подле накалившейся уже дверцы-заслонки и смотрел, как в окошечке её, словно в маленькой домне, клокотали и бились языки огня.

– Ты смотрел на эту женщину! – проговорила жена.

– Смотрел, – согласно кивнул Красильников.

– Кого-то тебе напомнила, да? – она хорошо знала мужа,

– Да-а, – бросил он отрывисто, не глядя ей в глаза.

– Ну ладно. Иди затопи баню.

С работы Павел вернулся, как всегда, поздненько, часу в восьмом. Повернул ключ в двери, шагнул в прихожую, приятно пахнувшую после улицы теплом, навстречу дочка-пятиклассница.

– А мама ногу переломила. На остановке.

– Ногу-у?.

Не снимая полушубка, не разуваясь, – в груди тревожно затрепетало, – вошел в комнату. Жена Марина с отрешенным взглядом лежала на диване.

– Может, не перелом? – он осмотрел вспухшую на сгибе ступню, осторожно прикасаясь к ней зябкими пальцами. – Может, растяжение? Ступать-то можешь?

– Ступала, пока вели от автобуса. Старичок один да мальчишка, – и у Марины блеснуло на ресницах. – Теперь, как увидала сама, пошевелить пальцами боюсь. А может, и правда растяжение, а, Паша? В кино завтра собирались.

«Кино! – горько подумал Павел. – Теперь тебе на пару месяцев только мультики по телевизору смотреть, считай, до весны».

К утру опухоль посинела, вздулась. И откладывать, как вчера, – может, обойдется! – было нечего. Решили вызывать скорую». Павел отправил дочь в школу, пошел к телефонной будке. Морозным ветерком покалывало лицо. Натоптанный тротуар скользил. Как тут не грохнешься? И грохнешься! На остановках и вовсе гололед. Сам он на городском транспорте ездил редко. На работу возили на служебном. Подкатывал к микрорайону теплый «уазик», забирал его и еще двух мужиков из соседнего дома, вез в пригородный совхоз. В эти дни заканчивали они бригадой монтаж оборудования в новом молочном комплексе. Сроки, как и везде, ударные, урезанные. И теперь, шагая к будке, он заранее представил недовольство бригадира там, на другом конце провода.