И. Ермаков - Володя-Солнышко

– Комсомолец, – отвечал юноша.

– Тоже кобыляков в бане мыть будешь?

– Каких кобыляков? – остался с открытым ртом юноша.

– Всяка-разна... – хохотнул Яунгат. – Я, напримерно, кобы-ляк, – выговаривалось у него «копыляк», – Тялька Пырерка – кобыляк, Кузьма Кандыгин... Много кобыляков.

– Но почему вдруг кобыляки? – продолжал недоумевать юноша.

– Сам не знаю, – пожал плечами Яунгат. – Комсомолка нас так еще до войны называла.

Пять часов уж знаком юноша с Яунгатом. Пять часов расспрашивает он веселого, компанейского ненца про северное незнаемое зверье, про здешнюю охоту и промысел.

– Талара будет. Песца стреляешь, – загадывает ему Яунгат. Катер скрежетнул днищем на прибрежном песке.

Мыс Вануйто. Это за Полярным кругом, на правом берегу Оби, почти при ее впадении в Обскую губу.

«Здравствуйте, собачки! Здравствуй, дедушка Север!» – с волнением рассматривал юноша суровые неуютные берега.

Все мы немножко землепроходцы, в каждом из нас засекречен великий иль малый Колумб. Ведь даже морковка и грешный запазушный огурец с чужих огородов нам кажутся слаще, духмяней домашнего. Юноша проплыл по трем рекам – Тоболу, Иртышу и Оби, миновал подтаежные лесостепи, могучий, в миллион волчьих погудок, зеленый материк западносибирской тайги, оставил за кормой лесотундру и ржавую, неоглядную тундру, взрезал носом корабля невидимую паутинку Полярного круга – теперь Заполярье. Земля, с которой ждал и искал встречи. Не случайно же на полях конспектов к аккуратно вычерченному скелету подкрадывается вороватый проказник песец. Под перечнем противоцинготных витаминов искрит глазом-смородинкой полярная куропатка. Что ни страничка, то и олень. Человек в малице... Собачья упряжка... В комиссию по распределению выпуска заранее было отдано короткое заявление: «Прошу направить меня в районы дальнего Севера».

Сегодня он принимает свою первую в жизни должность. Фельдшер Солдатов будет заведовать местным медпунктом. А давно ли? Давно ль?..

Мать не знала, что делать: смеяться иль строгонько поджимать губы. Первым Володиным «пациентом» стал шестилетний брат Сашка. Раздетый до пояса, голубоглазый и веснушчатый, он ожидал забавы, игры. Иначе зачем бы братка Володя принарядился в белый халат, надвинул на нос проволочные пустые очки.

– На что жалуетесь, больной? – совсем не домашним голосом спросил его братка Володя.

Набравшиеся к Солдатовым соседские ребятишки подтянули штанцы, затаили носы.

– На что жалуетесь? – повторил свой вопрос «врач».

Сашка подумал, колупнул в ноздре: «На что же пожаловаться?»

– Молока хочу, – вспомнил «больной».

– Молока потом... Сейчас говорите, что вас беспокоит? Где, что болит?

– Зуб выпал, – припомнил Сашка.

– Прилягте! – приказал ему «врач».

«Больной» послушно исполнил команду.

– Покажите язык!

Сашка с готовностью выворотил розоватый и влажный язык.

– Язык чистый, – констатировал «врач». – С таким языком по три века живут. Спрячьте его на место.

После этого начал проминать и выщупывать пальцами Сашкин живот, выстукивать братцевы ребра. Но «больной» оказался чересчур щекотливым и взбрыкливым. Визжал тоненьким голоском, ужимал пупок, тряслась и захлебывалась от смеха белесая головенка.

Володя все-таки поставил диагноз:

– Желудок, как у льва, селезенка, как у коня, сердце – тигриное, легкие, как у зубра, печень, как у кита...

Ребячья ватажка загодя начала оголяться. Кому же не лестно услышать такие слова про собственную печенку и селезенку? Но Сашку предстояло выслушать еще стетоскопом. Блестящая желтая дудочка прогуливалась по тощеньким его ребрам. Наступила доподлинно мертвая тишина...

– Курите много, больной, – грустно и укоризненно покачал головой «врач».

Сашка испуганно скосоротился и в следующую секунду откровенно заплакал:

– Я больше не бу-у-у-у-д-у!..

У Володи чуть-чуть стетоскоп из рук не выпал:

– Ты разве на самом деле... курящий?

– Куря-я-ящий, – сознался Сашка.

Ватажка поспешно натягивала рубашонки, фуфайки, сыпалась мелким горошком на улицу.

– И давно куришь? – не на шутку встревожили братцевы слезы Володю.

– Вчера кури-и-ил, – канючил жалобно Сашка. – За ба-а-ней. Ребята заставили... Два веника искури-и-или-и, – ничего не утаивал перепуганный «пациент».

На этом Володина деревенская практика пошатнулась. Сашку, правда, исследовал он чуть ли не каждое воскресенье, обчерчивая ему угольком селезенку, печенку, «тигриное» сердце, другие же ребятишки лишь опасливо наблюдали. Никто не изъявил желания раздеться и лечь под «хитрую» дудочку. Перешептывали друг другу свои прегрешения: