«О, ты жив, как здорово! Целовать не буду, я вся в крови».
В ее глазах стояли слезы, и в этот момент Хью простил сестру за все ее грядущие, покуда не совершенные ошибки.
«Что ты здесь делаешь?» — спросил он ее с нежностью и тревогой.
«Да я тут в Корпусе медсестер, — небрежно сказала она. — Просто на подхвате, как бы так».
— В окопах были мужчины, — настаивала Сильви, — а не светские дамочки-волонтерши.
— Корпус медсестер скорой помощи — это не светские дамочки, — спокойно возразила Иззи. — Мы утопали в грязи. А обзывать мужчину трусом — это непростительно, — добавила она вполголоса.
— Что правда, то правда, — согласилась Урсула, — а вот цыпленочком — еще куда ни шло.
Тедди засмеялся, обрадовавшись шутке. Он боялся, что, взвешенный на весах войны, окажется очень легким. {59} 59 Он боялся, что, взвешенный на весах войны, окажется очень легким. — «И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин. Вот и значение слов: мене — исчислил Бог царство твое и положил конец ему; Текел — ты взвешен на весах и найден очень легким; Перес — разделено царство твое и дано Мидянам и Персам» (Дан. 5: 25–28).
— Ага, испугалась! Сама ты цыпленок! — сказал он, указывая на нетронутую тарелку Иззи, и они с сестрой согнулись пополам от смеха.
— Как дети! — сварливо пробормотала Сильви.
Ну-ну, подумал Тедди. Ведь это им двоим вскоре предстояло встать и уйти — защищать Сильви, ее цыплят, Лисью Поляну, последние остатки свободы.
Когда Тедди был в Канаде, сестра писала ему совсем короткие письма («Закон о государственной тайне и все такое»), но между строк Тедди прочитал, что Иззи приходится несладко. Он был еще необстрелянным, а сестра уже хлебнула лиха.
Война, без преувеличения, была кровавой. В уютной и теплой плюшевой безопасности канадских кинотеатров он хрустел попкорном и с ужасом смотрел сводки новостей о стремительном наступлении на Британию. И на Роттердам. И на Варшаву. Франция все-таки сдалась. Тедди так и представлял себе поля подсолнухов, вмятых в грязь тяжелыми танками. (Но нет, подсолнухи не вмяли, подсолнухи никуда не делись.)
— Да, ты много пропустил, — сказала Сильви так, будто он всего лишь опоздал в театр.
Теперь мать, конечно, была в полном курсе боевых действий и держалась на удивление воинственно, что, предположил Тедди, оказалось несложно в относительном спокойствии Лисьей Поляны.
— Ее испортила пропаганда, — сказала Урсула, словно Сильви рядом не было.
— А тебя — нет? — спросил Тедди.
— Я предпочитаю факты.
— Ты у нас прямо как Грэдграйнд. {60} 60 — Я предпочитаю факты. / — Ты у нас прямо как Грэдграйнд. — Томас Грэдграйнд, персонаж романа Ч. Диккенса «Тяжелые времена», характеризуется как «человек очевидных фактов» (перев. В. Топер).
— Это вряд ли.
— А что говорят факты? — вклинилась Иззи, и Урсула, чья подруга работала в министерстве ВВС, не стала говорить, что шансов на выживание в первом же боевом вылете у Тедди будет крайне мало, а на то, чтобы дослужить до конца свой первый срок, — и вовсе почти нисколько. Вместо этого она оптимистично сказала:
— Что это справедливая война.
— Тогда хорошо, — сказала Иззи, — а то в несправедливой воевать неохота. Ты будешь на стороне ангелов, дорогой.
— Выходит, ангелы — британцы? — спросил Тедди.
— Несомненно.
— Очень тяжело было? — спросил он Урсулу в то утро, встретив ее с поезда.
Сестра побледнела и осунулась, как будто долго не выходила на воздух. Или побывала в бою. Интересно, встречается ли она еще с тем «мужчиной из Адмиралтейства»?
— Давай хотя бы сейчас не будем о войне. Ну да, было тяжело.
Первым делом они сходили на могилу Хью. Из церкви доносились высокие голоса прихожан, которые явились к воскресной заутрене и усердно вытягивали «Благослови, душе моя, Господа».
Надгробие Хью с избитой на первый взгляд надписью «Любящему отцу и мужу» все еще резало взгляд своей новизной. В прошлый свой приезд Тедди видел отца живым человеком из плоти и крови, а теперь эта плоть разлагалась под землей у его ног. «Избегай мрачных мыслей», — наставляла Урсула; совет, который сослужил ему добрую службу в последующие три года. А если вдуматься, то и до конца жизни. Тедди думал про себя, насколько добрым был его отец — лучшим из всех в семье. Как смириться с этой утратой?
— «Любящему отцу и мужу» — это печально, а вовсе не избито, — сказала Берти уже в девяносто девятом году, почти шестьдесят лет спустя после смерти отца Тедди.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу