Джером Дэвид Сэлинджер - Ранние рассказы [1940-1948]

Бэйб перестал разговаривать с пустой комнатой. Вдруг ему захотелось поговорить с самой Мэтги. Он надел халат, потушил сигарету в пепельнице и закрыл за собой дверь комнаты.

В коридоре перед комнатой Мэтти горел свет, и когда Бэйб открыл дверь, в комнате стало довольно светло. Он подошел к ее кровати и присел на краешек. Рука у нее лежала поверх одеяла, и он покачал ее взад-вперед потихоньку, но достаточно сильно, чтобы девчурка проснулась. Она немного испугалась и открыла глаза, но свет в комнате был мягкий, не слепящий.

— Бэйб, — сказала она.

— Привет, Мэт, — неловко пробормотал Бэйб. — Что поделываешь?

— Сплю, — резонно ответила Мэтги.

— Я просто хотел с тобой поболтать, — сказал Бэйб. — Хотел сказать тебе, чтобы ты была хорошей девочкой.

— Я буду, Бэйб. — Она уже проснулась и слушала внимательно.

— Хорошо, — медленно произнес Бэйб. — Ладно. А теперь спи.

Он встал и хотел выйти из комнаты.

— Бэйб.

— Тс-с-с!

— Ты уходишь на войну. Я все видела. Я видела, как ты толкнул Винсента ногой под столом. Когда я связывала ему шнурки. Я все видела.

Он вернулся и снова сел на краешек кровати. Лицо у него было серьезное.

— Мэтти, не проговорись маме, — сказал он.

— Бэйб, только ты смотри, не лезь под пули! Не лезь, смотри!

— Да нет. Не полезу, Мэтти, — пообещал Бэйб. — Слушай, Мэтги. Не надо говорить маме. Может быть, я выберу минуту и скажу ей на вокзале. Только ты ей ничего не говори, Мэтти.

— Ладно. Бэйб, только не лезь под пули!

— Не буду, Мэтги. клянусь, что не буду. Я везучий, — сказал Бэйб. Он наклонился и поцеловал ее, прощаясь на ночь. — Давай засыпай, — сказал он и вышел.

Он вернулся к себе в комнату, зажег свет. Потом подошел к окну и стоял там, куря сигарету. Снова валил снег, такой густой, что крупные хлопья были невидимы, пока не ложились, пухлые и влажные, на подоконник. Но к утру подморозит, и Валдоста окажется под толстым, чистым, мохнатым покрывалом.

«Здесь мой дом, — думал Бэйб. — Здесь я был мальчишкой. Здесь растет Мэтти. Здесь моя мама всегда играла на пианино. Здесь отец посылал резаные мячи на поле для гольфа. Здесь живет Фрэнсис, и я счастлив, что она такая, как есть. И Мэтги спит здесь спокойно. Враг не ломится в ее дверь, не будит, не пугает. Но это может случиться, если я не выйду с ружьем ему навстречу. И я выйду и уничтожу его. Мне бы хотелось вернуться. Как бы мне хотелось вернуться!»

Бэйб с удивлением оглянулся, услышав за спиной шаги.

— А, это ты. — сказал он.

Кутаясь в халат, к нему подошла мать. Бэйб нежно обнял ее.

— Ну что, миссис Глэдуоллер, — обрадовано произнес он, — все хлопочем?..

— Бэйб, ты ведь уходишь на войну, правда?

— С чего ты взяла?

— Я знаю.

— Птичка на хвосте принесла? — попробовал пошутить Бэйб.

— Я не тревожусь, — спокойно — к удивлению Бэйба — сказала его мать. — Ты исполнишь свой долг и вернешься. Я чувствую.

— Правда, мама?

— Да, правда, Бэйб.

— Ну и славно.

Мать поцеловала его и направилась к двери. На пороге она задержалась.

— В холодильнике остался цыпленок. Почему бы тебе не разбудить Винсента и не спуститься с ним в кухню?

— Пожалуй, я так и сделаю, — сказал Бэйб. Он чувствовал себя счастливым.

(перевод М. Ковалевой)

Он укладывал чемодан, не выпуская сигареты изо рта, и щурился, когда дым попадал в глаза, так что по его выражению нельзя было сказать, скучно ему, или страшно, или горько, или уже все равно. На лицо красивой молодой женщины, сидящей, как гостья, в глубоком темном кресле, упад луч утреннего света — но красота ее от этого не пострадала. Хотя всего красивее были, по-. жалуй, ее голые руки: загорелые, округлые и прекрасные.

— Миленький, — говорила она, — почему все это не мог сделать Билли, я просто не понимаю. Нет, правда.

— Что? — спросил молодой человек. У него был сипловатый голос заядлого курильщика.

— Я не понимаю, почему этого не мог сделать Билли.

— Он старый. Может, включишь радио? В это время дают неплохие записи. Попробуй на волне тысяча десять.

Молодая женщина потянулась назад той рукой, на которой у нее было золотое обручальное кольцо, а рядом на мизинце — невероятный изумруд; отодвинула белую, заслонку, что-то нажала, что-то повернула. И стала ждать, откинувшись на спинку кресла, но вдруг, ни с того ни с сего, зевнула. Молодой человек на минуту поднял на нее глаза.

— Нет, правда. Надо же им было назначить отправление на такое ужасно неудобное время, — сказала она.