Арнон Грюнберг - Фантомная боль

— Да, банки нынче строгие, — пробормотал он. — И с каждым днем они все строже.

Мой бухгалтер и вправду выпил лишку. Когда ты сам не пьян, то по голосу очень легко определить, пьян или нет твой собеседник.

— Послушай, — сказал я, — продай мои акции и перечисли деньги на мой нью-йоркский счет.

— Роберт, несколько месяцев назад ты велел мне ликвидировать твой пакет акций, ты что, забыл?

— Что-то смутно припоминаю. Но может, где-нибудь завалялась еще какая-нибудь крошечная акция, которую ты забыл ликвидировать?

— Нет, Роберт, несколько месяцев назад весь твой пакет акций был полностью распродан по твоей же просьбе. Я могу попросить Сильвию принести твое досье.

— Не надо, оставь в покое досье. Тогда что мне делать? Мне нужны деньги.

— Я твой бухгалтер, Роберт, а не кредитный банк, и я предупреждал тебя об этом давным-давно.

— Послушай, Роберт, на меня стали смотреть как на злостного неплательщика, слышишь ты, как на злостного неплательщика! Господин Уильямс только что двадцать минут разговаривал со мной по телефону. Я не злостный неплательщик, и я не хочу, чтобы мне звонили люди, которые целыми днями только и делают, что обзванивают злостных неплательщиков.

Мой бухгалтер закашлялся:

— Но, Роберт…

— Я плачу тебе ежеквартально, чтобы ты вовремя подсказывал мне, что мне делать с моими деньгами.

— Может, тебе стоит написать роман о злостных неплательщиках или, скажем, составить сборник рассказов?

Я взорвался.

— Сборник рассказов о злостных неплательщиках? Я не нуждаюсь в твоих советах, Морис, о чем мне писать или что мне составлять. Я вообще ничего больше не составляю. Я скорее умру, чем возьмусь что-либо составлять.

— Скоро Пасха, пора заняться медитацией.

— Каждый раз, когда у меня проблемы, ты заводишь свою песню про медитацию.

— В трудные времена я и сам много медитировал.

Мой бухгалтер явно тронулся умом. Мне срочно нужны деньги, а он бубнит про медитацию!

— Ты не бухгалтер, Морис, — воскликнул я, — ты отец-проповедник!

— А играть на чужие деньги — это не слишком скучно? — спросила Ребекка и положила за щеку конфетку.

— Забудь, что это чужие деньги, и тебе не будет скучно, наоборот, будет очень даже весело. Деньги делают из уродов красавцев.

Она сунула в рот еще одну конфетку.

— А из женщин?

— Как это?

— Женщин деньги тоже превращают в красавиц?

— О да, деньги могут преобразить кого угодно. Эта тема, судя по всему, была ей не слишком приятна, потому что она вдруг без всякого перехода спросила:

— А ты веришь в рай?

— Да, верю, только для таких людей, как я, рай — это ад.

Так мы еще немного порассуждали про рай, про ад и про врата Петра, и тут наконец прибыл Йозеф Капано. Выглядел он превосходно. Волосы смазаны гелем, в правой руке — старомодный портфель-дипломат.

— Мистер Мельман, — обратился он ко мне по-английски, — ваша машина вас ждет. В этом чемоданчике — все, что вы просили.

Я раскрыл чемоданчик: бутылка шампанского, два бокала, сигары, туалетные принадлежности, семейная упаковка «резинок» и одноразовый фотоаппарат.

Капано подмигнул мне.

— Подожди, не уходи, я тебя представлю, — сказал я. — Ребекка, это Михаэл Баумгольд, мой секретарь.

— Здравствуйте, Михаэл. — Она подала ему руку.

— Вот что, пока не забыл, — встрепенулся Капано, — ваш личный шофер заболел. Я нашел ему замену. Водителя зовут Энтони.

— Спасибо, Михаэл. Может, не откажешься пропустить вместе с нами бокал вина? У нас осталось еще пол бутылки.

— Нет, благодарю вас, — ответил Капано, — я не пью на работе. Мне пора. Приятно провести время в Атлантик-Сити, мистер Мельман!

Он уже почти скрылся, когда я крикнул ему вслед:

— На завтра мне нужны новые зубные щетки.

Он вернулся и с легким поклоном пообещал:

— Я позабочусь об этом, мистер Мельман.

— Шесть штук, — велел я, — и, пожалуйста, разных цветов!

Если я вошел в роль, то уже из нее не выхожу, порой я настолько свыкаюсь со своей ролью, что вообще с ней больше не расстаюсь.

Не проронив больше ни звука, Капано исчез.

Я вдруг понял, какое удовольствие доставляют мне эти маленькие сценки. Минута, когда ты сам начинаешь верить в придуманную тобой до мелочей реальность, является минутой истинного наслаждения. Миг, когда тобой же придуманный рассказ уводит тебя за собой. Миг, когда тебе кажется, что наконец кто-то занял место напротив за шахматной доской и ты больше не играешь сам с собой. Это и есть минута блаженства.