Арнон Грюнберг - Фантомная боль

— Ты похожа на камень, — сказал я, — который мне каждый день приходится вкатывать в гору.

— Спасибо за очередное сравнение! — отозвалась моя жена и продолжила скоблить ногу.

Свернув на свою улицу, я снова вспомнил статью о Звево, которая должна была содержать не меньше двух тысяч слов. У меня здорово получается считать слова. Моя жена порой говорила:

— Вот если бы ты умел так же хорошо считать деньги, как ты считаешь слова.

В холле возле самой двери лежал кусочек картона. В нашей парадной и без того хватает мусора, там иногда ночует бездомный, и я уже хотел было небрежно отпихнуть картонку ногой в сторону, как вдруг заметил, что на ней что-то написано. Я наклонился и прочел:

«Господину Р. Мельману. Позвоните, пожалуйста, по телефону 212–5739653. У меня для вас из Голландии пакет, который вам просили передать».

Я не ждал никаких посылок, я уже давно не жду никаких посылок. Тот номер телефона мне ничего не говорил, а имя на картонке указано не было. Словно в наше время достаточно одного номера телефона. Меня особенно заинтриговала эта картонка: почему не бумажка, не кассовый чек или, скажем, салфетка? Почему именно клочок картона?

День прошел так же, как и многие в том году. Я посмотрел фильм, какой-то триллер, затем поработал над статьей о Звево. Где-то на середине я выяснил, что мне, собственно, нечего сказать о Звево, но ведь нехорошо сообщать об этом в редакцию за день до окончательного срока сдачи статьи. Когда я справился-таки со статьей, писательство представилось мне чем-то вроде болезни, например геморроя, только гораздо хуже.

Возле открытого камина я нашел карманный фонарь, забытый трубочистами, и в качестве развлечения решил написать трубочистам письмо.

Дорогие трубочисты, — начал я, —вы оставили у меня свой карманный фонарь. Когда вы зайдете его забрать? Я могу и сам вам его занести, если вы мне сообщите, где находится ваш офис.

На счете значился лишь номер телефона и почтового ящика — деталь, показавшаяся мне курьезной для фирмы, выписывающей квитанции под грифом «Надежные трубочисты». Я даже задумался, а не написать ли новую книгу под названием «Письма моему трубочисту»?

Затем я снова вспомнил о кусочке картона, который я засунул в свой внутренний карман. Я налил себе полную рюмку кальвадоса, но после некоторых колебаний выплеснул напиток в раковину. После чего позвонил по номеру, указанному на кусочке картона. Мне пришлось несколько раз назвать свое имя. Молодой человек, с которым я беседовал, казалось, все никак не мог взять в толк, для чего я ему звоню.

— Вы ведь ничего не продаете? — в очередной раз спросил он.

— Я хочу забрать свой пакет, — снова повторил я. — Я ничего не продаю.

Кто знает, может быть, у меня еще есть шанс на спасение и этот шанс упрятан в большой почтовый конверт с уймой иностранных марок и вложенными таможенными декларациями? Да-да, вероятней всего, это пакет, проверенный таможней и затем снова небрежно заклеенный.

И я еще раз рассказал ему все с начала и до конца.

— Ну-у, — промычал юноша, — перезвоните вечером, попозже.

— Может, вы скажете этому человеку, чтобы он сам мне перезвонил? — И я продиктовал свой номер телефона.

Довольно утомительно клянчить пакеты, передавать которые вы не просили. После этого я позвонил своей жене в Вену. Она сообщила, что все идет нормально. Большинство докладчиков скучные, но один психиатр из Рима рассказал что-то интересное. Вечером у них банкет, но она не собирается долго засиживаться.

— А как ты? — поинтересовалась она.

— Надумал написать новую книгу, «Письма моему трубочисту».

— Очень хорошо, — похвалила она, — пора тебе и вправду приняться за что-то новенькое.

— «Письма моему трубочисту», — повторил я, желая удостовериться, что она поняла мою шутку. Ведь не подумала же она, в самом деле, что я это всерьез? — Береги себя, — сказал я на прощанье и снова налил себе кальвадоса, однако после некоторых колебаний опять-таки вылил его в раковину. Но прежде чем это сделать, поднес рюмку к носу и хорошенько принюхался.

Ужиная в маленьком французском ресторанчике, куда ходят сплошь пожилые холостяки, я размышлял над «Письмами моему трубочисту». Возможно, моя жена права и это совсем неплохая идея. Вообще-то ей часто приходят в голову дельные мысли.

Как-то раз она мне сказала, что никто бы не удивился, очутись я с другими пациентами в клинике для душевнобольных, и что единственная причина, почему я до сих пор не там, это она — человек, с которым я всегда могу поговорить.