Ли Чайлд - Избранные романы - Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах.

Тридцать первого октября, на третий день после схода лавины, был день рождения Карлитоса — ему исполнилось девятнадцать. Ночью, лежа рядом с ним, я пообещал, что мы отпразднуем это, когда вернемся домой.

— У меня день рождения девятого декабря, — сказал я. — мы все соберемся в доме моих родителей и отпразднуем все дни рождения, которые пропустили.

— Кстати, о днях рождения, — сказал он. — Завтра день рождения моего отца и моей сестры. Я все время думал о них, и, знаешь, я все больше верю, что снова их увижу. Господь спас меня после крушения, я пережил лавину. Он наверняка хочет, чтобы я вернулся домой, к родным.

— А я и не знаю, что теперь думать про Бога, — сказал я.

— Неужели ты не чувствуешь, что Он рядом? — сказал Карлитос. — Здесь я особенно остро ощущаю Его присутствие. Посмотри, как величественны, как прекрасны горы. Господь здесь, и, когда я ощущаю Его присутствие, я знаю, что все будет хорошо.

Меня восхитили смелость и оптимизм Карлитоса.

— Ты сильный, Нандо, — сказал он. — У тебя все получится. Ты доберешься до людей. Нас спасут.

Я ничего не сказал. Карлитос начал молиться.

— С днем рождения, Карлитос, — шепнул я и попытался заснуть.

Буран закончился утром 1 ноября. Небо прояснилось, солнце припекало, и несколько человек выбрались наружу — натопить снега. А все остальные взялись расчищать «фэрчайлд». На это ушло восемь дней. Меня от физического труда освободили, но сидеть без дела я все равно не желал. День нашего похода был назначен, и мне нужно было чем-то заниматься, потому что, когда я бездельничал, в голову лезли трусливые мыслишки.

Мои напарники — Нума, Фито и Роберто — готовились к походу. Они соорудили сани: привязали нейлоновые помочи к крышке от чемодана из твердого пластика, нагрузили его тем, что могло нам понадобиться в пути. Мы взяли нейлоновые чехлы от кресел, которые использовали в качестве одеял, снегоступы Фито, бутылку для воды и много чего еще. Роберто сделал рюкзаки: он связал штанины брюк, просунул лямки, чтобы можно было надевать их на спину. В «рюкзаки» мы положили снаряжение и оставили место для мяса, которое уже нарезали и пока оставили в снегу. Мы все следили за погодой — ждали первых признаков весны.

Мы решили взять в наш отряд Антонио Визинтина — мы его звали Тинтином. Мускулистый, широкоплечий, он был силен как бык, и темперамент у него был соответствующий. Тинтин мог быть таким же упрямым, как Роберто, и я боялся, что в горах эти двое доставят нам немало неприятностей, но с Тинтином договориться было проще, чем с Роберто, — в нем не было эгоизма, и поучать других он не стремился. Меня радовало то, что, если в поход отправятся пятеро, а не четверо, у нас будет больше шансов, что до цели доберется хотя бы один. Но, получив нового члена команды, мы потеряли одного из старых: у Фито начался геморрой, в горы его посылать было нельзя, поэтому было решено, что он останется в лагере, а мы отправимся вчетвером.

День нашего похода приближался, и, хотя настроение у нас было на подъеме, физическое состояние некоторых из нас внушало серьезные опасения. Кохе Инсиарте был слабее всех. Он был давнишним болельщиком «Старых христиан», и, когда мы укладывались спать, он всегда устраивался в самом теплом местечке, но он был такой обаятельный, что это никого не раздражало. У Кохе был веселый нрав. Даже в самые грустные минуты ему удавалось поддерживать наш дух.

Кохе до последнего отказывался есть человечину, он чудовищно исхудал, его организм уже не мог сопротивляться болезни. У него была повреждена нога, рана загноилась, и все ноги покрылись волдырями.

Рою Харли было и того хуже. Он тоже не мог заставить себя есть человечину, и скоро от него остались кожа да кости. Он еле передвигал ноги. Он находился на грани истерики, вздрагивал, услышав малейший шум, плакал по самым пустячным поводам.

Многие из наших друзей ослабли, особенно Мончо Сабелла, Артуро Ногуэйра и Рафаэль Экаваррен. Но Рафаэль не утратил бойцовского духа. А вот Артуро совсем притих.

— Как ты себя чувствуешь, Артуро? — спросил я.

— Мне очень холодно, Нандо, — ответил он. — Боли почти нет. Я просто не чувствую ног. И дышать тяжело. — Голос у него был тихий, но глаза сверкали. Я наклонился к нему. — Я чувствую, что становлюсь все ближе к Господу. Я чувствую его любовь, Нандо. Эта любовь настолько безгранична, что мне хочется плакать.

— Надо держаться, Артуро.

— Думаю, мне недолго осталось, — сказал он. — Меня так и тянет к Нему. Скоро я увижу Господа и узнаю ответы на все наши вопросы.