Георгий Семёнов - Голубой дым

Это открытие было так неожиданно и с такой легкостью пришло ей на ум, что она с удивленной улыбкой оглядела вершины леса и, почти физически ощутив его тихую и добрую ласку, с благодарностью сказала ему:

— Спасибо! Ты самый хороший лес на свете. Люди истоптали тебя, бедный лес. Но ты все равно самый хороший... Я люблю тебя.

Восторженность ее не знала в это утро границ. Она прислушалась, оглянулась, боясь наткнуться на острый и наблюдающий за нею человечий глаз, и, убедившись, что никого нет вокруг, подошла к березе, погладила ее и, замирая от странного какого-то вожделения, поцеловала холодную и припудренную, запашистую бересту. И попросила даже:

— Лес, покажи мне свои белые грибы. Сделай милость, покажи...

Была уверена, что лес услышал ее и поможет, потому что она так любила его в этот час, что он никак не мог остаться равнодушным к ней.

Опять на ум ей нежданно пришло легкое в своей простоте и ясное открытие: она вдруг вспомнила о потном, заболоченном местечке неподалеку, подумав при этом, что в такую сушь только там и можно найти грибы.

Пришла к болотинке, заросшей по окраинам малиной и редкими большими березами, и сразу же нашла в корневищах берез четыре белых... Или нет, не нашла! Она раздвинула кусты и, зная, что сейчас увидит грибы возле березы, увидела их. Они сами позвали ее к себе.

В благоговейном страхе и удивлении она опять поглядела на золотящиеся в солнечных лучах вершины леса, поняла его улыбку и, уже боясь нарушить тишину, мысленно поблагодарила хозяина леса, того сказочного Пана, лесовика или лешего, которому подарила свой поцелуй.

У нее уже было одиннадцать белых в корзине, она оставила возле этой болотины штук шесть червивых грибов, ходя, как привязанная, возле лесной мочажины, встречая каждый новый гриб улыбкой и восхищенным приговариванием:

— Ах ты, какой хороший-то! Как ты спрятался-то хорошо! Крепкий. Румяненький... ну молодец! Ну спасибо тебе...

И, расшатав в земле и взяв гриб, она снова и снова взглядывала в молчаливой благодарности на лесные вершины.

Корзина стала уже тяжелой, когда вдруг полоснул ее плетью человеческий крик поблизости и тут же протяжный, аукающий отклик. Что-то непонятное случилось с ней: она пригнулась и замерла, прислушиваясь к неблизкому еще хрусту шагов.

Сердце ее испуганно заколотилось, когда она опять услышала, но теперь уже с другой стороны, человеческие голоса. Дикий звереныш забился в страхе перед этими криками, ноги напряглись, слух и зрение обострились, и, забыв о грибах, она лишь думала о том, как остаться незамеченной, как спастись от этих нахлынувших в ее лес голосов.

Но шаги прохрустели мимо, и она вздрогнула, когда совсем близко мужчина прокричал в притихшем лесу: «Гоп-гоп!»... — «Ау-у», — певуче откликнулась женщина.

Она еще много раз вдрагивала от голосов, подолгу таилась в малиннике и даже отбегала, пряталась в темных елках, если люди проходили близко от болотинки, видела их, бредущих среди берез, смотрела со звериной опаской, с заячьим страхом на черных среди белого, шумных и ничего как будто не видящих, ничего не понимающих, крикливых людей.

Когда же с полной корзиной грибов вышла на лиловую поляну, теплый, разогретый лес прощально и нежно прошуршал ей листвою, а она сказала ему мысленно:

«Прощай, лес, спасибо тебе».

Усталость навалилась на нее, она с трудом дошла до глиняной дороги и, не в силах больше двигаться, присела в тенечке, чувствуя сонливую тяжесть в теле, словно бы лес не хотел отпускать ее, навевая сон, с которым невозможно было справиться.

Но, видимо, не только физическую усталость испытывала она в эти минуты. Сказывалось нервное напряжение, которое спало вдруг, вернув ее к людям и к мирским заботам. Наступила, как теперь говорят, депрессия.

Грибники, проходившие мимо, увидели ее корзину, удивленно переглянулись:

— Где это вы столько наковыряли?

— Далеко, — ответила им Дина Демьяновна.

— Секрет?

Она подумала, что это и в самом деле ее секрет, но улыбнулась, гордая собой, и сказала:

— Там, возле болотинки, — зная, что они уже ничего не найдут там.

А те пошли в ту сторону, переговариваясь меж собой и надеясь...

Потом она шла по глиняной дороге, и дорога эта казалась ей бесконечной и очень тяжелой, словно бы все время поднималась в гору.

Она думала, что обязательно зайдет на дачу и, если не будет грибов, то хоть яблочек привезет домой. Теперь же, чем ближе подходила к поселку, тем тоскливее становилось. Она не предполагала, что ей даже представить тяжело будет, как чужие люди встретят ее на участке и, словно гостью, усадят пить чай.