Людмила Рублевская - Жених панны Дануси

— Вскрываем посылку! — подлетели к пану Сикорскому взволнованные служащие почты. — Адресат выбыл!

— Не имеем права! — вздохнул Сикорский. — Во-первых, Капуцкий еще может вернуться, во-вторых, если он не вернется, мы обязаны отослать эту посылку на его новый адрес.

Осознание того, что они, вероятно, не будут присутствовать при вскрытии Черного Ящика и вообще никогда не узнают, что там было, наполнило души присутствующих невыразимой горечью. И по городу поползли слухи другого рода. В Черном Ящике: оружие; динамит и бомбы; подпольная типография... Наконец, самую оригинальную версию предложила жена почтмейстера пани Сикорская — что в посылке расчлененный труп учителя Капуцкого, а письмо от него прислал коварный убийца, чтобы скрыть исчезновение учителя...

Хотя ключ от хранилища Сикорский носил с собой, бархатная бумага на посылке в нескольких местах прорвалась. Но под ней оказался слой красного картона. Пан Сикорский долго боролся со своей гражданской совестью, наконец взял тонкий стальной нож для разрезания бумаги и рано-рано, пока не появились подчиненные, забежал в хранилище и проткнул красный картон... Однако нож через какие-то два вершка уперся во что-то твердое, что острию не поддавалось. Так было со всех сторон. В отчаяньи Сикорский расковырял одну дырку пошире: за красным картоном виднелось дерево. ..

Капуцкий очевидно не собирался приезжать в город Б* и в начале февраля потребовал выслать документы об своей отставке и оставленные вещи, которые уместились в одном небольшом чемоданчике. Самое ужасное, что учитель ( а теперь приват-доцент Гродненского медицинского института) выслал свой новый адрес, абсолютно точный. Неполученная посылка должна была нераспечатанной отбыть на утреннем поезде вместе с учительским чемоданом в Гродно.

Снег под липами был давно истоптан. И вы напрасно думаете, что это сделали рождественские ряженые. Жители города Б* привыкли обсуждать под окнами почтового отделения версии о содержимом Черного Ящика. Возникли даже своеобразные партии сторонников той или иной версии. Самой многочисленной была партия египетской мумии. Много было сторонников версий про мамонтовые кости и телескоп. Немногочисленной, но напористой проявила себя партия версии о расчлененном трупе. Ее возглавляла жена почтмейстера.

Споры про Черный Ящик велись и в Бурыговой корчемке за кружкой гарбузаковского пива "Зосенька", и в комнатах губернаторского дома. Большинство гимназистов мужской гимназии, где еще недавно преподавал Капуцкий, было убеждено, что в посылке что-то такое, чем объективно должна пользоваться их гимназия — телескоп ли там, кости, или оборудование для химических опытов. И не один отчаянный гимназист пытался пробраться в хранилище почты, имея в карманах, ранце или в руках зловещие приспособления взломщика — стаместки, сверла, ломики, даже порох и нитроглицерин... Известие, что Черный Ящик отправляют в Гродно, всколыхнуло весь город Б*. Пани Сикорская налетела на своего мужа с настоящим отчаянием солдата, который идет в последнюю атаку.

— Только из-за твоего упрямства страдает весь город! Неужели нельзя было сразу распаковать ту проклятую посылку, и мы бы не тратили нервы, время и дружеские отношения!

— Но мы государственные служащие, — слабо защищался пан Сикорский. — Мы не имеем права... Есть инструкции...

—Чихала я на твои инструкции,— закричала разъяренная женщина. — Если вы государственные служащие, так давно должны были заподозрить недоброе и раскрыть преступление. В конце концов, пригласи жандармов, скажи, что от посылки исходит сильный трупный запах...

— Глупости...— пробормотал Сикорский. — К тому же Ящик не слишком тяжелый... Однако...

—- Однако! — подтвердила пани Сикорская, и почтмейстер, неожиданно ощутив душевное облегчение, помчался в жандармерию города Б*.

Нужно ли говорить, что хранилище почтового отделения не могло вместить всех желающих присутствовать при торжественном моменте открытия Черного Ящика, а липы вокруг почты утратили не только благородный иней, но и отдельные веточки. Изнутри окна выглядели, как витрина магазина по продаже расплющенных носов и сумасшедших глаз. Черная обертка, кругом прорванная и испачканная, почти утратившая фольговые звезды, слетела в одно мгновение, разодранная множеством рук. Та же судьба постигла коробку из красного картона, которая оказалась под оберткой, также прорванная и даже в одном месте прожженная. В картонной коробке был фанерный ящик, меньшего размера. Взмахнули топоры, и глазам присутствующих открылась... еще одна, меньшая, коробка из зеленого картона. Далее было: коробка из картона, обклеенная фольгой; еще один ящик из фанеры; коробка из желтого картона; коробка из синего картона в горошек; коробка, оклеенная бумагой с ангелочками, звездами и снежинками; коробка розовая; коробка голубая, снова красная... Наконец в самом центре оказалась белая плоская коробочка размером с ладонь, в которой лежал дешевый портсигар и письмо со следующим текстом: "Дорогой Генусь! Поздравляем тебя с Рождеством! Не забывай старых университетских друзей, наше братство за кружкой виленского пива и веселые рождественские шутки! Антось, Витас, Ришард, Петро, Анцыпар".