Курт Воннегут - Фокус-покус

Я встречал таких, как он, во Вьетнаме. У Джека Паттона была храбрость такого рода. Я был не трусливее Джека Паттона. Честно говоря, я уверен, что убил больше людей и сам чаще, чем он, подвергался опасности быть убитым. Но мне-то почти все время было тошно. А Джек ничего не боялся. Он сам мне сказал.

Я спросил его, как он может так жить. А он сказал:

– У меня, как видно, винтика не хватает. Я просто не думаю о том, что будет со мной или с кем-то еще.

И у Элтона Дарвина не хватало того же винтика. Его судили и приговорили к пожизненному заключению за множество убийств, но, сколько я за ним ни наблюдал, мне ни разу не удалось заметить ни малейших признаков раскаяния.

В последний год войны во Вьетнаме я тоже вел себя на пресс-брифингах так, как будто наши поражения были победами. Но я действовал согласно инструкции. Это было вовсе не в моем характере.

Элтон Дарвин – как и Джек Паттон – говорил о пустяках и о серьезных вещах одинаковым голосом, с одинаковыми жестами и выражением лица. Им было все равно, все едино.

Вспоминаю, как Элтон Дарвин говорил мне о том, что очень многие заключенные, перешедшие озеро следом за ним, дезертировали, возвращались обратно в тюрьму или сдавались частям, блокировавшим дорогу, в надежде на амнистию. Эти дезертиры были просто слабаки. Они не хотели умирать, они не хотели отвечать за убийства и насилие в Сципионе, хотя были кругом виноваты. Он говорил об этом, казалось, с глубоким интересом.

Я всерьез призадумался над проблемой дезертирства, как вдруг Элвин Дарвин сказал мне тем же голосом:

– А я могу кататься на коньках! Верите, или нет?

– Простите, не понял? – сказал я.

– На роликах я всегда умел кататься, – сказал он. – А вот сегодня утром впервые встал на коньки.

В это самое утро, когда все лошади валялись мертвые, электричество было отключено, повсюду лежали непогребенные мертвецы и все припасы в Сципионе были съедены, как будто тут побывала туча саранчи, он отправляется на Каток Когана и впервые в жизни надевает коньки. И после первых неуверенных шагов он вдруг чувствует, что скользит по кругу, кружится, кружится…

– Кататься на коньках – все равно что на роликах! – заявил он мне торжественно, как будто совершил научное открытие, которое прольет свет на неразрешимую проблему.

– Мышцы-то одни и те же! – сказал он с важным видом.

За этим делом Дарвина и застали те, кто смертельно ранил его примерно час спустя. Он был на катке, скользил по кругу, кружил, кружил, и кружил. Я расстался с ним в его кабинете, и думал, что он там сидит. А он вместо этого скользил по катку, кружился, кружился.

Грянул выстрел, и он упал.

К нему подбежали несколько его товарищей, и он им что-то сказал. Потом он умер.

Выстрел был великолепный, если Президент колледжа метил именно в Дарвина. Он вполне мог бы стрелять и в меня, потому что знал, что, стоит ему уйти из дому, как я занимаюсь любовью с его женой, Зузу.

А если метил в Дарвина, а не в меня, то он решил одну из самых трудных для стрелка задач – ту же самую, которую решил Ли Харви Освальд, стреляя в Президента Кеннеди: как попасть в цель, когда находишься значительно выше.

Так я и сказал: «Великолепный выстрел».

Я потом спросил, какое последнее слово сказал Элтон Дарвин, и мне ответили, что он нес какую-то бессмыслицу. Его последние слова были:

– Смотрите, как Черномазый летает на аэроплане.

Иногда Дарвин рассказывал мне про свою планету, откуда его доставили в Афины в стальной коробке.

– Там питались наркотиками, – говорил он. – Я торговал хлебом насущным, это был мой бизнес. Мало ли что на одной планете люди едят какую-то пищу и жить без нее не могут, и после нее чувствуют себя получше, – это еще не значит, что на других планетах людям нельзя есть что-нибудь другое. Думаю, обязательно найдутся и такие планеты, где люди едят камни, и после этого ловят кайф на часок-другой. А потом их опять тянет грызть камни.

За те 15 лет, что я учительствовал в Таркингтоне, я почти не замечал тюрьмы на том берегу озера; громадная, суровая, она все росла. Когда мы выезжали на пикники к шлюзу или мне надо было съездить в Рочестер по какомуто делу, я встречал множество автобусов со слепыми окнами и грузовиков со стальными ящиками. В одном из этих ящиков, возможно, везли и Элтона Дарвина.