Виктория Хислоп - Восход

«Будто здесь есть еще какой-то город», – подумала Афродити и кивнула.

Они шли рядом. Афродити натерла ноги, но упорно двигалась вперед. Город приближался, и она стала различать отдельные здания – невысокие многоквартирные и частные дома.

Вокруг расстилались поля. Они миновали несколько разрушенных домов и пустых темных ферм. Время близилось к полуночи, похолодало. Афродити пожалела, что не надела чего-нибудь потеплее. И хотя они шли быстро, она дрожала. Ее охватил страх.

Колючую проволоку она заметила, лишь оказавшись в ста ярдах от нее. Афродити повернулась к спутнику, чтобы увидеть его реакцию, но тот молча достал из кармана кусачки.

Тишина угнетала. Она вспомнила последние минуты в городе, когда все бежали: шум автомобильных двигателей, гудки клаксонов, крики, гул самолетов над головой. Теперь стояла полная тишина. Она слышала лишь, как колотится ее сердце.

Быстро и ловко проводник перекусил проволоку и пропустил ее. Заделывать проем не стал. Вероятно, они вернутся назад тем же путем.

Послышались голоса. Говорили на турецком.

Проводник схватил ее за запястье. Афродити инстинктивно отпрянула, растерявшись и испугавшись. До сих пор он казался не таким грубым, как первые двое мужчин, и она не сразу поняла, что он не собирается срывать с нее часы. Он тыкал в них, пытаясь что-то объяснить. Что-то шептал, стучал по циферблату и показывал два пальца. Афродити догадалась: она должна вернуться через два часа. Голоса приближались, и она сообразила, что щербатый турок-киприот передает ее кому-то другому.

Появились два турецких солдата. Афродити оглянулась и увидела, что ее проводник уже исчез. Она едва стояла – от страха у нее дрожали и подкашивались ноги.

Солдат, сложив руки на груди, молча с презрением оглядел ее с ног до головы. Он был плотного телосложения, с усами. Второй солдат, выше ростом и с более светлой кожей, закурил сигарету, затянулся и спросил:

– Что вам здесь нужно?

Он обратился к ней на греческом, и Афродити подумала, что это хороший знак. Вопрос казался вполне логичным, но она его не ждала. Правду она сказать не могла, надо было что-то придумать.

– Я хочу увидеть наш отель, – сказала она.

– Наш отель… – насмешливо повторил он.

Первый солдат засмеялся. Афродити поняла, что он тоже понимает греческий. Обоих развеселило слово «наш», в особенности учитывая обстоятельства.

– Тогда пойдемте в «наш» отель.

Их высокомерный сарказм уже достаточно напугал ее, но, когда один солдат взял ее под руку и потянул за собой, Афродити похолодела от страха.

– Нам ведь в сторону моря? Так?

Афродити кивнула. Изо всех сил она сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Что бы ни случилось, нельзя показывать им своего страха.

Второй солдат тоже подхватил ее под руку, и они двинулись вперед, как закадычные друзья. Оба были выше ее ростом, шли размашистым шагом, и ей было тяжело поспевать за ними. Афродити старалась как могла, ноги ее были стерты в кровь, а она не могла даже опустить голову, чтобы взглянуть на них.

– Паракало… Пожалуйста, – прошептала она. – Чуть помедленнее, мне за вами не угнаться.

Солдаты сказали что-то друг другу по-турецки, но не сбавили шаг. Притворились, что не расслышали, хотя изображали дружелюбие.

Зажатая между солдатами, Афродити смотрела на заброшенные улицы. Она не верила своим глазам. Между булыжниками выросла трава, магазины разграблены. Это был чужой город. Она не узнавала его. Фамагуста лишилась души.

Несколько раз они встречали другие группы солдат и останавливались переброситься парой слов. Афродити не понимала, о чем они говорили, и от этого ей становилось еще страшнее. Если бы не ленилась и учила язык лучше, ей бы это сейчас пригодилось.

В Никосии она стеснялась своей внешности, но сейчас была рада, что выглядит как простая женщина средних лет. Солдаты, которые им встречались, оглядывали с любопытством плохо одетую гречанку-киприотку в поношенном макинтоше и платке на голове, но быстро теряли интерес.

Казалось, они никуда не спешили – болтали, угощали друг друга сигаретами, передавали по кругу бутылку виски. Никто не ждал нападения. Было очевидно, что патрулирование пустынных улиц, единственными обитателями которых были крысы и мыши, – это чистая формальность. То, что солдаты были пьяны, никак не мешало им исполнять их бессмысленные обязанности.

Больше всего Афродити беспокоило то, что у нее было всего два часа. Время шло, но она понимала, что указывать на это не имело смысла.