«Другого мира не существует. Мир, в котором мы живем, — единственный. Твой отец умер. Поэтому ты теперь — сирота. Если даже дойдешь до конца Вселенной, факт твоего сиротства нельзя изменить». У меня закружилась голова, потому что голоса доносились с двух сторон и звучали по очереди. Я почувствовал подступающую мигрень. «Нет нигде такого мира, как мир квантовой теории. Если кошку разрубить мечом пополам, из нее вывалятся кишки и она умрет. Ведь не бывает такого, чтобы половина кошки была живой, а половина — мертвой!» Я заткнул уши. «„Это не так!“ — возразил я невидимым собеседникам. — Результат зависит от того, кто наблюдает!» — «Ты где? Где ты? Отвечай, где ты?» — мальчик и девочка заговорили вместе, спеша и перебивая друг друга. Я снова перестал думать. «Ты, наверно, веришь, что наблюдаешь за этим миром?» Я не шелохнулся. «Отвечай!» — раздалось одновременно с обеих сторон. Я ничего не говорил, ни о чем не думал.
«Конечно, раз он живет в такой сумасшедшей трущобе, его все тошнит и рвет на кого-то, а?» — вдруг в моем сознании послышался другой голос — это был голос Ли Манги. «Из-за этого гадкого запаха мой сумасшедший нос отказывается дышать, а? — снова донеслись до меня его мысли. — Сумасшедший паршивец чудо-мальчик… когда я встречу его, то буду долго-долго жевать, а потом прилеплю, как жвачку, на этот сумасшедший забор, а?»
Мне стало любопытно узнать местонахождение Ли Манги, поэтому я оперся левой рукой о землю, чтобы приподняться и выглянуть из-за забора. В этот момент я опять услышал речь близнецов. «Подумай о чем-нибудь! Расскажи о желаниях твоего отца, о своих желаниях! Скажи нам, что, хотя они не исполнятся здесь, они могут исполниться в другой Вселенной!»
Я в который раз начал дышать медленно, словно глотая воздух по молекуле и считая их одну за другой. «Может быть, мне сказать, почему ты не можешь говорить? — произнес Ли Манги в моей голове. — Потому что так думают только проигравшие в этой жизни. Такие неудачники живут несчастливой жизнью, умирают жалкой смертью и царапают в своих записных книжках желания, которые никогда не смогут исполниться. Они прозябают, мечтая не об этом современном мире, а о совершенно другом. Твой отец был именно таким человеком. Пьяница, брошенный даже собственной женой. Именно такое будущее ждет и тебя».
— Это не так! — рявкнул я, резко вставая.
Услышав мой голос, близнецы, одетые в черные костюмы, побежали в сторону забора. Увидев это, я спрыгнул в огород, разбитый перед склоном. К счастью, мои преследователи зацепились за колючки трехлистного апельсинового дерева, и, пока они, будучи не в силах сдвинуться с места, пытались освободиться, я побежал в сторону желтого здания церкви. На бегу я снова и снова повторял про себя одну мысль. Собрав всю силу воли, чтобы меня услышали, я мысленно крикнул так сильно, что от моего голоса головы близнецов, наверное, могли разлететься на куски: «Это не так! Это не так! Вы поняли? Вы поняли, а? Сумасшедший гермафродит, эй ты, сумасшедший гермафродит! Это не так! Это не так! Это совершенно не так!» Твердя эти слова, я обошел здание церкви.
Однако в конце концов на куски разлетелась моя душа, а не головы близнецов. Казалось, у меня внутри произошел взрыв, но только, как при замедленной съемке, он длился и длился вплоть до наступления ночи, а потом обломки моей души рухнули в одно мгновение. Я начал медленно тонуть в море отчаяния, словно британский корабль, в котором пробила дыру торпеда американской подводной лодки. Только я нашел записную книжку отца, как у меня исчезла надежда встретить мать, и теперь я брел туда, куда вели ноги, словно скаковая лошадь, покинувшая беговую дорожку.
Сеульская улица, на которую опустилась темнота, была заполнена людьми, быстрым шагом возвращавшимися домой. Люди на автобусной остановке, вытянув шеи, проверяли номера подъезжающих автобусов. Неоновые вывески магазинов, теснившихся в каждом здании, сообщали, что они все еще открыты. В лавке, где продавали манты, белый дым взвивался вверх, словно колонна. Мне было холодно и одиноко.
Я был голоден. Я представил себе, как манты, сложенные в котле, набухают в обжигающем воздухе, как тесто постепенно становится прозрачным, впитывая в себя горячую влагу. Я представил себе теплый мясной сок, понемногу выделяющийся из начинки и скапливающийся в сердцевинах мантов. Я понял, что ощущение холода означало, что мне не хватало тепла сейчас, чувство одиночества — что у меня не было ни семьи, ни друзей, а чувство голода — что я хотел и не мог поесть мантов.
Читать дальше