Ким Су - Чудо-мальчик

На следующее утро, когда мы проснулись, переночевав в одной из комнат дома, в котором проходила поминальная церемония, отец снова повел меня в то поле, где мы были прошлой ночью. Естественно, света звезд, заполнившего тогда небо, больше не было видно. Вместо этого в небе можно было различить птиц с красным лбом и черным хвостом. Это были японские журавли, два раза в год совершающие перелеты между Сибирью и Японией. Жизнь и смерть этих птиц связана с небом. Благодаря звездам и журавлям поле темной ночью и ясным днем выглядело по-разному.

В тот раз отец сказал мне, что давным-давно, когда я еще не родился, он стоял здесь рядом с матерью и точно так же рассматривал журавлей, летевших по небосклону. А теперь рядом с ним стоял я и смотрел на тех же журавлей, за которыми когда-то наблюдали они с матерью, еще не зная, что на свет вот-вот появлюсь я, и я буду дышать, плакать и смеяться. В тот момент у меня мелькнула мысль, что это удивительно. Тогда я еще не знал, что такое событие надо называть не удивительным, а грустным. «Почему журавли летают по-прежнему, а матери больше нет?» — крутилось у меня в голове.

В тот день, когда мы с отцом собирались вернуться в Сеул, все еще носившая траурную одежду старуха сказала, что, перебирая и приводя в порядок памятные подарки мужа, она обнаружила подзорную трубу и теперь хочет передать ее отцу. Пока я направлял объектив подзорной трубы вверх и пытался что-нибудь разглядеть, отец, схватив вдову за руку, воскликнул:

— Даже если в конце концов человек исчезает, все в этом мире остается неизменным!

Возвращаясь в Сеул, отец больше ни разу не взглянул на небо. Вместо этого он произнес:

— Твоя мать была действительно светлым человеком. Чистая и светлая, словно та ночь, которую мы вчера видели. — Потом он добавил: — Вчера я был пьян. Я в самом деле был пьян.

«Интересно, — подумал я, — отчего отец мог быть пьяным вчера? Вряд ли он захмелел с макколи». Если вернуться в то мгновение, можно предположить, что он был пьян от света звезд или, быть может, он опьянел от печали. Когда я получил подзорную трубу от хозяина дома, в моей голове развернулась картина той ночи. Она была похожа на последнюю ночь, которую я провел в Институте по развитию талантов. Тогда бесчисленное множество снежинок тоже мерцало надо мной белым светом, напоминавшим сияние звезд той ночью.

Снежинки в ночном небе выглядели, словно звезды, свет которых заполнил черную Вселенную. О чем я думал в тот миг, когда, стоя рядом с плачущим отцом, рассматривал ночное небо, мигавшее тысячью глаз? «Вау!» — вырвалось у меня, когда я поглядел в подзорную трубу: мне в голову пришла мысль, что небосвод похож на гирлянды, развешанные на рождественской елке. А еще я подумал: в конце концов, Земля тоже — всего лишь одно из бесчисленных небесных светил. Еще у меня родилась такая идея: мы с отцом сели на одну из звезд и отправились путешествовать в центр Вселенной.

В то время отец был рядом со мной, но сейчас я остался один. Я был так же одинок, как каждая из этих белых снежинок, плывущих в воздухе. Теперь отец покинул это небесное тело, быть может даже эту Вселенную. Из-за него я стал одиноким. Такое чувство, как одиночество, возникает, когда рядом нет того, кого ты любишь. Действительно, какой смысл в том, что в этой Вселенной, на такой планете, как Земля, ты становишься одиноким путешественником?

Отец, вероятно, знал ответ. Иногда он, как в ту памятную ночь, шагая по дороге, останавливался, смотрел в небо и, размеренно дыша, думал о чем-то. Возможно, он старался представить себе картину, которую невозможно вообразить.

Созданные таким образом картины он обычно сохранял в записной книжке. Когда я спрашивал, что он записывает туда, то слышал такой ответ: «Я записываю события, которые нельзя забывать. Если их не запомнить или не записать, это будет равносильно тому, что все они исчезнут без следа». Он заносил в книжку такие незначительные факты, что порой мне нелегко было догадаться, в чем их ценность и как она проявится в будущем. Каждый день в девять часов утра отец записывал, какая погода стоит за окном, хотя это и так было видно невооруженным взглядом, списывал указанные в газете минимальную и максимальную температуру воздуха, направление и скорость ветра, заголовки новостей всех стран мира, заносил расходы на основные блюда и закуски, которые ел по утрам и в обед, вплоть до одного вона…

Записи, значение которых трудно понять, были подобны мыслям, неоднозначным и не имеющим четких контуров, меняющим форму, словно облака, подгоняемые ветром. Когда отец, замерев на середине дороги, смотрел в небо, в его голове рождались именно такие мысли. Потом он вспоминал их и, какими бы они ни были абсурдными, записывал их в свою книжку. Например, фантазии, которые не имели шансов воплотиться в жизнь; мечты, осуществить которые он страстно хотел; желания, которые можно было описать только словами, никак не связанными с нашей реальностью. Мне было любопытно узнать, почему он заносил в записную книжку такие фантазии, мысли, желания, когда было совершенно ясно, что они не исполнились до сих пор и никогда не исполнятся в будущем.