Николай Байтов - Зверь дышит

В Дроздовке стоят мужчина и женщина на остановке. Шофёр останавливается и впускает их. Потом я вижу налево указатель на Дмитриево и через несколько минут направо на Колуберево. Теперь ещё минуты, может быть, три — и надо вставать и подходить к двери. Вот и указатель направо — Анохино. Встаю с места и говорю шофёру: «В Пестово остановите, пожалуйста». Впереди появляется бетонный навес остановки. Дверь открывается, схожу, автобус удаляется, и я остаюсь на трассе один.

Впрочем, машины идут так густо — в ту и другую сторону, — что перейти шоссе удаётся не сразу. Выжидаю, перехожу — сначала одну полосу, потом вторую. Спускаюсь по тропинке с откоса. Пять или шесть домов стоят вдоль обочины, дальше идёт грунтовая дорога вглубь, и по левой её стороне ещё три дома, за ними какие-то развалины, стройки, потом вообще пустыри, и только далеко, у леса, ещё несколько обитаемых домов на правой стороне… Застывшие на солнце тишина и безлюдье не нарушаются, а лишь подчёркиваются шумом машин, проносящихся за моей спиной по трассе, и короткими завываниями бензопилы где-то впереди… Жара и сушь. Однако на дороге то и дело приходится обходить большие лужи. Наверное, всё-таки дождь прошёл — ночью или вчера… Слева у одного дома на лужайке лежат толстые берёзовые брёвна. Там два парня в трусах и майках: один пилит стволы бензопилой, другой тут же колет чурбаки колуном и бросает поленья в кучу. Тот, который пилит, опережает того, который колет. Вот он отложил бензопилу, сел на чурбак и закуривает… Впереди я вижу водопроводную колонку, подхожу туда. Одновременно со мной к колонке подходит девочка лет десяти. На тележке, сделанной из детской коляски, она катит большую пластмассовую канистру. Вот она ставит канистру на деревянный приступок и открывает над нею кран. Я жду. Тем временем выпиваю остаток «Суздальской» воды из своей бутылки. «Вы не поможете мне?» — говорит девочка робко. Я беру наполненную канистру и устанавливаю на коляску. Девочка её увозит. Набираю в бутылку воды. Затем снимаю очки и умываюсь.

Дальше, пройдя мимо строек и пустырей, я приближаюсь к той части деревенской улицы, где растут старые липы и вётлы. Они высажены рядком против ряда домов, наверное, лет двести назад. Вётлы громадные, некоторые из них развалились, открыв широкие дупла, куда, кажется, может залезть несколько человек — детей, во всяком случае. Здесь улица в тени. Возле одного дома бегает и лает собачка. У ворот на траве стоит винтажная машина «Волга» — проржавевшая, без колёс, но с серебряным оленем на носу. Возвышаясь над заборами, цветут золотые шары и георгины.

За последним домом метров через пятьдесят начинается лес — просторный, сосновый, с берёзами и небольшими ёлками кое-где. Но дорога быстро проходит его насквозь, и вот передо мной линия электропередачи на двуногих стальных опорах, за ней поле, — дорога через него устремляется к деревне Пересекино, домики которой видны вдали. Можно идти прямо — через Пересекино и потом через старый аэродром для совхозных «кукурузников», — но там всюду жара, лучше идти правее, лесами, и, по-моему, ближе. Я сворачиваю направо, вдоль высоковольтки. Широкая полоса под нею заросла кустами и травой — пастушьей сумкой, пижмой, полынью, конским щавелём, голубеньким цикорием. Кое-где островками растут фиолетовые люпины с большими узорными листьями. Раньше их сеяли здесь в полях для кормов, а они потом разбежались по пустырям и опушкам. Между лесом и высоковольткой — заросшая противопожарная канавка. Я иду вдоль неё и вижу в траве подберёзовик. Нагибаюсь. Рядом ещё один, поменьше. Их называют здесь челышами. Значит, грибы всё же начались, несмотря на то, что здесь суше, чем в Москве, а в это лето, говорят, совсем не было дождей. Достав из сумки нож, я срезаю их. Старый выбрасываю, почти не глядя, — он весь изъеден, — а маленький беру, выбросив большую часть ножки. Я несу его в руке, но, если попадутся ещё, надо будет вынимать полиэтиленовый пакет.

Я смотрю, где мне перейти высоковольтку. Это можно сделать где угодно, но не хочется лезть сквозь высокую траву и кусты. Вскоре я вижу еле заметную дорогу, а точней — просто примятую траву. Кто-то проехал: появляясь неизвестно откуда из леса, колея под проводами ведёт к лесу противоположному и там, заходя в него с угла, превращается, наверное, в ту дорогу, которая мне и нужна.

Я иду туда — провода над головой чуть слышно стрекочут, — и вот вхожу в лес — большой, которым буду идти ещё, наверное, час. Дорога, как и весь лес, спускается с возвышенности в низину. Здесь гора: Пересекино со своими полями, а также опушка леса стоят на горе, и отсюда лес полого сходит вниз, в широкую балку. Дорога тенистая, по сторонам её молодые ельники среди берёз и высоких сосен. Берёзы почти совсем зелёные, несмотря на засушливое лето, и всё же под ногами уже листья. Тут в начале дороги — слева и справа — какие-то старые, заросшие ямы с отвалами земли вкруг них. Когда и зачем они выкопаны — загадка. Возможно, раньше эти ямы заливались водой, а по опушке гнали стадо, и коров заводили в лес, чтобы они отдыхали в тени и пили. Но почему столько этих ям? — пять или шесть, или даже семь. Негде было вырыть одну большую — для всего стада? — И откуда в них бралась вода? — дождей за лето выпадает не так уж много, а с весны здесь на горе вода не держится, быстро уходит в песок. Вот внизу, куда ведёт меня путь, — там действительно выкопан на поляне большой пруд, и в нём всегда вода, даже в засуху (хотя коровы давно не ходят, наверное).