Александр Бахвалов - Время лгать и праздновать

Они встретились в начале августа где-то здесь, в этом районе пригорода, у речки, куда Мятлев привез экипаж, чтобы отметить День авиации, «не опасаясь кривотолков». Полдня, изводя друг друга советами, возились с шашлыком (чтобы съесть его наполовину сырым, наполовину сгоревшим), а затем принялись мусолить вечную тему «я и начальство», как будто за тем и тащились бог знает куда.

И вдруг отличный повод сбежать — две девушки с велосипедами стоят на опушке леса, в цветных сарафанах и смеются чему-то. В их милом наряде, в неожиданном появлении у высоченных, освещенных солнцем терракотовых сосен было что-то от истинного праздника, и он направился к ним, исполненный того веселого расположения, противиться которому невозможно.

Юка была одной из них — высокая, тонкая, с растрепавшейся косой, с лицом ясной, почти светящейся белизны, от езды и жаркого дня чуть тронутой румянцем того же бледно-розового тона, что и губы. Выпуклый лоб, опушенный тончайшими кудряшками, поблескивал от испарины.

Несколько минут она рассматривала его с не очень скрываемой усмешкой («Ничего не сломалось, просто отдыхаем»), но и немного выжидательно, как нечто не лишенное известного интереса. Настороженность сменилась терпимостью, она как бы согласилась, что приблудившийся зверь не только не опасен, но и забавен — своей сообразительностью, что ли.

Вторая, не по летам полная, до немоты стеснительная, держалась в тени подруги, даже улыбалась с оглядкой на нее. Женское свое, неудержимо распиравшее легкую тесную одежку носить не научилась, рано далось, вот и стеснялась самою себя, своей непохожести на Юку.

Мятлев крикнул что-то, Нерецкой не оглянулся. Пусть без него выясняют, почему второго пилота не переводят в командиры, а бортмеханику не дают жилья. Он шел между девушками по разомлевшей от жары душной сосновой роще, говорил что бог на душу положит и был счастлив уже тем, что его слушают. А слушали с той напускной прилежностью, с помощью которой воспитанные девочки скрывают от взрослых собеседников несносную детскость. Угадав, как ему казалось, состояние Юки, он старался быть «на равных», и она все больше расслаблялась, становилась естественнее, открытее, все дальше отдаляясь от подруги-молчуньи согласным с ним пониманием чего-то. И скоро он уже позволял себе по-свойски, как бы в увлечении разговором, касаться ее руки, и Юка тотчас вскидывала на него глаза, отзываясь на прикосновение как на просьбу о внимании.

На краю дачного поселка остановились. Чуть слышно обронив «до свидания», полная девушка, с уже отстраненно насупленным лицом, деловито взобралась на велосипед и покатила, мягко потрескивая хворостинками, касаясь педалей одними пальцами толстых босых ног. А Юка все стояла, что-то разглядывая на велосипедном колесе: образовавшаяся близость не позволяла ей укатить так же бесцеремонно, как это сделала подружка. Решив облегчить положение, он выпалил прямо ее глазам:

«Очень торопитесь?..»

Глаза вспыхнули, успокоились, тихо повеселели.

«Я попозже приду, хорошо?»

Он никак не ожидал, что будет понят таким образом, он мог поклясться, что не напрашивался на свидание.

«Честное слово?» — спросил он, чувствуя приятное волнение.

Посерьезнев, она удивленно вскинула брови, но тут же отвернулась, пряча улыбку, и покатила догонять подружку. Велосипед, наверное, и не чувствовал ее на себе, такой легкой, невесомой казалась она.

Друзья разъехались, время шло к вечеру, а ее все не было.

«Ну, не придет. Пусть. И без того славно!» Раскинувшись на траве, он говорил себе, что не ждет никакого продолжения (и почему непременно продолжение?), и вспоминал как о чем-то уже далеком и неожиданную встречу, и чудесные губки шалашиком, и как она торопилась кивать, на лету подхватывая его мысли, и как вскидывала на него глаза, не умея скрыть за их блеском торжество юной женщины. И в этом ее торжестве, подразумевающем, что встретились они не случайно, а по какому-то ее тайному зову, он видел свое оправдание, алиби, подтверждающее его непричастность к первопричине влечения к ней, и если она все-таки придет и случится какое-то продолжение, то все, к чему оно приведет, нельзя будет поставить ему в вину: одно дело — домогаться ее внимания и совсем другое — уступить ей, уберечь ее торжество от разочарования… Точно так прохожий, крадучись, опускает в карман дорогую находку, урезонивая совесть тем, что не задавался целью овладеть чьей-то потерей, все вышло само собой, без обдуманных заранее намерений.