Лоран Бине - HHhH

Но сейчас уже, наверное, не время разбираться со своим душевным состоянием. В том числе и мне: у меня тоже есть обязательства, которые следует выполнять. Я должен все время быть наготове, пока едет «мерседес». Этим майским утром я должен слушать и слышать все шорохи жизни. Ощущать едва подувший ветер Истории. Проверив весь список актеров, выходивших на сцену с незапамятных времен, с XII века, и до наших дней, до Наташи, оставить из него лишь пять имен: Гейдрих, Клейн, Вальчик, Кубиш и Габчик.

В воронке моей истории они, эти пятеро, начинают различать свет.

Днем 26 мая 1942 года, за несколько часов до начала церемонии открытия и первого концерта организованной им в Праге Недели музыки, на которой он собирается присутствовать и программу которой одарил одним из произведений своего отца, Гейдрих дает пресс-конференцию работающим в Протекторате журналистам. И говорит, обращаясь к ним:

«Вынужден констатировать, что снова участились проявления невежливости, если не грубости, чтобы не сказать — наглости, особенно в адрес немцев. Вы, господа, прекрасно знаете, как я великодушен и как приветствую любые планы, связанные с обновлением. Но вам известно и то, что я — хоть и поистине безгранично терпелив, — ни секунды не поколебавшись, нанесу самый жестокий удар, если почувствую, что кто-то считает рейх слабым и принимает за слабость мою душевную доброту».

Что я за ребенок! Эта речь интересна во многих отношениях, она показывает Гейдриха на вершине его могущества, показывает его уверенным в своих силах, он изъясняется как просвещенный монарх, каким себя ощущает, как вице-король, гордый своим правлением, строгий, но справедливый господин — так, будто звание «рейхспротектор» отпечаталось в сознании своего носителя, будто Гейдрих действительно видит себя защитником [306] Дословно «протектор» (от лат. protector — «защитник») — некто или нечто, служащее защитой. отечества; она показывает Гейдриха, гордого своим острым политическим чутьем, превосходно умеющего в каждом выступлении вовремя менять кнут на пряник, и наоборот, оратора, каждую речь которого можно привести как пример тоталитарной риторики, Гейдриха — палача, Гейдриха — мясника, с невинным видом ссылающегося на свое великодушие и веру в прогресс, использующего иносказания с дерзостью и сноровкой самого что ни на есть бывалого тирана. Но вовсе не все перечисленное привлекло мое внимание к этой речи. Мое внимание привлекло произнесенное Гейдрихом слово «невежливость».

Вечером 26 мая Либена, невеста Габчика, приходит к нему, но не застает дома: он отправился погулять, ему надо успокоить нервы, его уже просто достали проволочки, которые чинят участники Сопротивления, потому что очень боятся последствий. Либену встречает Кубиш, и она, поколебавшись, отдает принесенные жениху сигареты. «Только, Еничек (девушка употребила именно такое ласкательное, обращаясь к Кубишу, и это значит, что ей было известно его настоящее имя), ты уж все-то не выкуривай!..» И Либена уходит, так и не зная, увидит ли еще когда-нибудь своего суженого.

Мне кажется, любой человек, жизнь которого представляет собой не только цепь бесконечных бед и несчастий, должен хотя бы раз пережить момент, воспринимаемый им — справедливо или напрасно — как апофеоз своего существования, и мне кажется, что для Гейдриха, по отношению к которому судьба более чем расщедрилась, такой момент настал. И по чистой случайности — одной из тех, благодаря которым мы, легковерные, придумываем ту или иную судьбу, — выпал этот момент на канун покушения.

Вот Гейдрих появляется на пороге часовни Валленштейнского дворца [307] Валленштейнский (Вальдштейнский) дворец, крупнейший дворец Праги, с 1992 года — место заседаний сената Чехии, был выстроен в квартале Мала Страна для фельдмаршала Альбрехта фон Валленштейна в 1623–1630 годах на месте двадцати шести особняков и шести садов. Внутри дворца наиболее примечателен Рыцарский зал в два этажа с изображением Валленштейна в виде бога войны Марса. Дизайн часовни, которая стала в Праге первым строением в стиле барокко, был вдохновлен легендой о святом Вацлаве. — и все встают. Он идет по проходу концертного зала — торжественный, улыбающийся, он смотрит вперед — туда, где в конце красной ковровой дорожки его ждет место в первом ряду. Рядом его жена Лина, она в темном платье, она беременна, она сияет. Все взгляды обращены к ним, мужчины в мундирах, когда пара проходит мимо, вскидывают правую руку в нацистском приветствии. Гейдрих — вижу по глазам — невольно поддается величию места, он с гордостью рассматривает алтарь, увенчанный барельефом, под которым вскоре займут свои места оркестранты.