Тони Моррисон - Возлюбленная

И Бел заплакала. Сидела за столом, держала маленький белый зуб на своей гладкой-прегладкой ладони и плакала так горько, как ей хотелось заплакать, когда черепашки одна за другой вылезли из воды; когда ярко-красная птичка исчезла среди густой листвы; когда Сэти пошла к нему, а он стоял голый в лохани под лестницей. Кончиком языка она слизнула соленую влагу, стекавшую по щекам и подбородку, надеясь только, что рука Денвер, обнимавшая ее за плечи, не даст ей рассыпаться.

А та пара наверху, наконец слившись воедино, не слышала ничего, а вокруг, снаружи, за стенами дома номер 124 шел и шел снег. Ложился слой за слоем, хоронясь, засыпая себя. Выше. Глубже.

Возможно, где-то в глубине души Бэби Сагз считала, что, если Халле побег удастся – все ведь во власти Господней, – тогда непременно нужно будет устроить праздник Если только ее младшему сыну удастся сделать и для себя то, что он сделал для нее и для своих детей, которых Джон и Элла принесли к дверям ее дома летней ночью. Дети прибыли одни, Сэти с ними не оказалось, и Бэби встревожилась, но все-таки была благодарна, что хоть кто-то из ее семьи, ее родные внуки остались в живых. Это были первые и единственные внуки, которых ей довелось узнать: двое мальчиков и маленькая девочка – малышка уже ползала. Но Бэби постаралась унять свое беспокойное сердце и остереглась спрашивать, есть ли вести о Сэти и Халле, почему они задерживаются и почему Сэти не приехала вместе с детьми. Такой побег в одиночку совершить невозможно. Не только потому, что охотники на рабов высматривают их, как хищные канюки, и ставят на беглецов ловушки, словно на кроликов; но еще и потому, что если не знаешь пути и некому показать тебе дорогу, то заблудиться и пропасть ничего не стоит.

Поэтому, когда появилась Сэти – вся истерзанная, израненная, да еще и с новорожденной внучкой на руках, – Бэби снова подумала о праздничном пире. Но поскольку от Халле по-прежнему вестей не было, да и сама Сэти о нем ничего не знала, она снова заставила свое сердце молчать, чтобы не сглазить, чтобы не начать благодарить Господа слишком рано.

А начал все старый Штамп. Недели через три после того, как Сэти прибыла в дом номер 124, он заглянул к ним, проходя мимо, посмотрел на малышку, которую заворачивал в куртку своего племянника, посмотрел на Сэти, которую пытался накормить жареным угрем, и вдруг, бог его знает почему, взял два ведра и отправился в дальний лес у реки; это место знал он один; там росла ежевика, такая замечательно душистая и крупная, что съешь одну ягодку – и будто в церкви причастишься. Он шесть миль прошагал по берегу реки, потом сквозь непролазную чащу спустился в лощину, где росли ягоды. Сплошная стена кустарника, сквозь которую он пробивался, встретила его острыми шипами, толстыми и длинными, как ножи; шипы насквозь пропарывали его одежду и впивались в тело. К тому же он ужасно страдал от укусов москитов, пчел, шершней, ос и самых ядовитых во всем штате паучих. Весь изодранный и искусанный, он все-таки достиг своей цели и каждую-то ягодку брал очень осторожно, кончиками пальцев, ни одной не раздавил. Уже вечерело, когда он вернулся и поставил на крыльцо дома номер 124 два полных ведра. Бэби Сагз, увидав его изорванные в клочья рубашку и штаны, окровавленные руки, распухшее лицо и шею, так и села. И громко рассмеялась.

Баглер, Ховард, женщина в чепце, приятельница Бэби, и Сэти подошли поближе – посмотреть, что случилось, и тоже принялись смеяться: этот добрый и суровый старый негр, тайный агент, рыбак, проводник и перевозчик беглых, спаситель и шпион, был наконец средь бела дня нещадно выдран, причем по собственному желанию – из-за двух ведер ежевики. Не обращая внимания на этот смех, Штамп взял одну ягодку и положил ее в рот трехнедельной Денвер. Женщины всполошились.

– Да ты что, она слишком мала для этого!

– У нее понос будет!

– Животик заболит!

Но у девочки только глазки загорелись, и она так зачмокала губами, что и все тут же невольно зачмокали за нею следом, по очереди пробуя церковные ягоды. В конце концов Бэби Сагз отшлепала мальчишек по рукам, чтобы отогнать их от ведра, а Штампа отправила к колодцу, чтобы обмылся как следует. И в тот вечер она решила сделать из этих ягод что-нибудь достойное великого труда и любви старого негра. Вот с этого все и началось.

Она поставила опару для теста и подумала, что хорошо бы пригласить еще Джона и Эллу, потому что трех, а может, и четырех пирогов для одной семьи многовато. Сэти решила, что неплохо добавить еще и парочку цыплят. А Штамп заявил, что окуней и зубаток в реке столько, что сами в лодку запрыгивают – не надо и леску забрасывать.