Сергей Кузнецов - Гроб Хрустальный. Версия 2. 0

А ведь я здесь потому, что все еще думаю о Тане, размышляет Глеб. Я ведь даже Снежану представляю Таниным новым воплощением, Таней, любимой мною когда-то и чудесным образом возвращенной в тот возраст, когда мы встретились. Но ведь Снежана - не Таня. Она отдельный человек - и пока я этого не пойму, задачка не сойдется.

– Что-то я еще хотел тебя спросить… - Глеб замолкает на секунду, чтобы главный вопрос не прозвучал слишком в лоб. - Ах, вот что: ты Маринку Царёву давно видела?

– С выпускного не встречались… - охотно отвечает Светка, - Точно: я ей звонить пробовала, когда на пятилетие выпуска собирались у меня, - так у нее телефон изменился, я ее не нашла. А что?

– Да так… вспомнил просто. Помнишь, история была в десятом классе? Тогда еще Вольфсона в милицию тягали, и Маринка с Чаком рассорилась?

– Да, было дело, - Света вздыхает. - Ты знаешь, я часто думаю: наша пятая школа - это лучшее, что у меня было в жизни.

Глеб ежится, на мгновение вспоминает Оксану, бесконечные телефонные разговоры, холодный, липкий пот, подростковый испуг. Тогда казалось: это любовь. Слишком много лет прошло, теперь понимаешь: Оксану ты не любил - в том смысле, в каком любил потом Таню или готов был полюбить Снежану. Оксана была всего лишь воротами в большой мир, в настоящую жизнь, что пугала до дрожи. Как в известной притче, ворота эти были открыты только тебе одному - и в тот раз ты ими не воспользовался. Если бы не Таня, так и остался бы в уютном мирке цифр и абстракций. До сих пор считал бы лучшими годами своей жизни пятую школу.

– Да, хорошее было время, - говорит он.

Было? Свете пятая школа всегда казалась настоящим, бесконечными годами дружбы и взаимной поддержки, компанией хороших ребят, которые вместе строят свой дом в злом хаотическом мире. Тем, для чего люди живут. Смерть Емели, бегство шефа, Иркина депрессия - все это вдруг доказало: пятой школы больше нет. Школьные годы - были да сплыли, за двенадцать лет утекли, будто песок в часах.

Допили кофе, перешли в комнату. Света достает альбом с фотографиями детей, Глеб кивает, думает о своем.

– Послушай, - говорит он, - а ты не знала, за что арестовали Вольфсона?

– Нет, - качает головой Светка, - мне кто-то из девочек говорил: за порнуху. Смешно сейчас вспомнить, правда?

Глеб кивает. Да, понимает он, Света не просто ничего не знала об этой истории - те четыре года, что они учились вместе, она жила в другом мире. Там не было Галича и Оруэлла, Самиздата и политзаключенных - и вряд ли Глеб сейчас узнает, что было. Может, она и права: лучшие годы ее жизни.

– Вольфсона посадили за политику, - вздыхает Глеб. - Говорили, Чак на него стукнул.

– Да, было что-то такое, - отвечает Светка. - Я так и не поняла, чего все на него взъелись. Ну, пошла его мама к директрисе, так ведь - родной сын. Ты бы разве не пошел?

– У меня нет детей, - напоминает Глеб.

– Да, - соглашается Светка, - тогда другое дело.

Голубоглазая, пышнотелая, с круглыми коленками под коротеньким халатом, Светка вздыхает. Ей жалко Глеба: она всегда жалеет людей, доживших почти до тридцати лет и еще бездетных. Творчество, наука, друзья, думает она, - это все прекрасно, конечно. Но, наверно, люди живут для любви - к детям и к супругам.

Глеб берет фотоальбом, рассматривает обложку. Два котенка играют с клубком, трое утят идут к пруду, мама-утка торит тропу в густой траве. Спокойной ночи, спокойной ночи, малыши. Глеб думает о трупе Снежаны на лестнице, вспоминает резкий старческий голос, отец или дед на фронте были? - Дед под Сталинградом погиб. Да, значит, есть свидетель. Что может понимать Горский в своей Америке! К чему искать убийцу в Сети, когда можно поговорить со старухой с нижнего этажа?

Хочешь посмотреть? В альбоме вперемежку - фотографии детей, друзей дома и многочисленных пьянок в подвале у Абрамова. Глеб механически перелистывает страницы. Изредка попадаются знакомые лица - Ирка, Емеля, Абрамов.

Вот и вся моя жизнь, думает Светка. Вот для этого и живу. Дети, Максим, друзья. Денег, слава богу, хватает, Максим всегда зарабатывал больше меня раза в четыре, вот и побуду с детьми полгода, пока все не наладится. Там, глядишь, еще что-нибудь организуется. А может, шеф вернется.

– А кто это с ним? - спрашивает Глеб и показывает фото Влада Крутицкого, нежно обнимающего за талию модельного вида блондинку. На лице - умильная мина, весь он - воплощенная забота и участие.

– Машка, его жена, - отвечает Света. - У них какая-то романтическая история… типа, она была на конкурсе красоты, а он был спонсором. Что-то в этом духе.