Мордехай Рихлер - Всадник с улицы Сент-Урбан

— Вы сказали, Херш говорит, что каннабис следовало бы легализовать. И чем скорее, тем лучше. А не могло ли быть так, что вы сами навели Херша на такой ответ, предположив, что травку в близком будущем легализуют?

— Нет. Я этого не делал.

— А вот скажите: когда вы пришли к Хершу в дом с фотографом, вы предупредили его должным образом? Довели до его сведения, что все им сказанное может быть обращено против него, или же скомкали предупреждение, сказав, — тут он насмешливо изобразил свойскую манеру инспектора, — что это мы, дескать, так, между нами, приятель, неофициально, а?

— Я предупредил его.

Сэр Лайонель улыбнулся. Кивнул.

— Ну что же. Пока все, инспектор.

Вызванный на свидетельское место сержант Хор подтвердил показания Мэллори и рассказал о препирательствах, которые ему пришлось вести со Штейном в дверях. Полицейский врач показал, что мисс Лёбнер, когда ее привели к нему, была в состоянии психологического шока и что при осмотре обнаружены следы как вагинальной, так и анальной пенетрации. Введение пениса в задний проход облегчали с помощью вазелина.

— Как вы думаете, было ли проникновение насильственным?

— Могло быть и насильственным. Но не обязательно.

— Потрудитесь, пожалуйста, объяснить.

— Задний проход узок. Если член большой и эрегирован сильно, это само по себе способно вызвать разрывы тканей.

В ходе перекрестного допроса мистер Харрингтон спросил:

— Были ли на теле мисс Лёбнер кровоподтеки, царапины, какие-то иные свидетельства борьбы?

— Таких повреждений заднего прохода, которые давали бы возможность считать насильственный характер проникновения несомненно установленным, не обнаружено. С другой стороны, на ее предплечьях имелись явные гематомы. На внутренней стороне бедра у самого входа в вагину было тоже что-то вроде небольшого синячка. На левой ягодице обнаружен еще один синячок.

— Не мог ли последний из упомянутых синяков появиться в результате любовного шлепка?

— Мог, но тогда этот шлепок должен был быть довольно сильным.

— Вы сказали, она была в состоянии шока?

— Да.

— А вам не кажется, что это естественно? Особенно если учесть, что ее, обкурившуюся наркотиком, в полшестого утра задержала полиция, которая и настояла на скрупулезном осмотре ее интимных мест?

— Возможно.

Следующей к присяге привели в качестве свидетельницы Старуху Сохлую Пиздень.

— Что необычного происходило в доме Херша в ночь с двенадцатого на тринадцатое июня? Может быть, вы что-то слышали или видели?

— Я слышала громкую музыку.

— «Под пьяным соусом» Фрэнка Залпы?

— Это я не знаю, — сказал она и поджала губы.

Пригласили и хозяина дома, в котором жила Ингрид Лёбнер, — некоего мистера Унгермана; он заверил суд в том, что она вполне благонамеренная особа. Однако в ходе перекрестного допроса сэр Лайонель сразу же установил, что хотя мисс Лёбнер живет у Унгерманов всего три месяца, уже как минимум четыре раза она не ночевала дома.

— Можете ли вы сказать, курит ли она каннабис?

— Нет. Во всяком случае, насколько мне известно, нет.

— Вы сказали, что иногда она что-то жжет в своей комнате вечерами. Что бы это могло быть?

— Не знаю. Благовония, возможно.

— А вы не знали, что так часто делают, чтобы скрыть запах каннабиса?

Мистер Паунд заявил решительный протест, и сэр Лайонель снял вопрос.

Затем к присяге привели Ингрид.

— Ваш отец участвовал в войне, мисс Лёбнер?

— На войне он был медиком. На русском фронте. Там был ужасно. Они не имел зимней одежды.

— Был ли он членом нацистской партии?

— Никогда, — с жаром отвергла она такую возможность. — Я Хершу говорил. Мой отец не одобрял.

— Вы говорили Хершу, что ваш отец дантист?

— Да.

— Что он на это сказал?

— Херш сказал, что в таком случае на войне он, видимо, имел работы доволно много — с евреев золотые коронки драть.

Ингрид рассказала, как Штейн заманил ее в дом Херша, где принялся пичкать алкоголем и наркотиком. Появление в доме настоящего хозяина было, по ее признанию, полной неожиданностью, и она немедленно обратилась к нему за помощью.

— Что сказал Штейн, когда вошел хозяин?

— Он сказал: «Хочешь ее? Она насчет этого сама не своя. Сделает все, что душе угодно».

— А что сказали на это вы?

— Ничего. Я была очень испугана.

— И что произошло потом?

— Штейн послал меня к Хершу в спальню с бренди на поднос.

— В чем вы были одеты?

— Ни в чем. Я была голый.

— Но это как-то не совсем обычно, вы не находите?