Рышард Клысь - «Какаду»

В коридоре под ярким светом электрических лампочек стоял Грегори и дружески улыбался.

— Что случилось? — спросил я. — Где Монтер?

— Я только что говорил с ним.

— Он был здесь?

— Нет. Он мне звонил.

— Что он сказал?

— Велел передать, что скоро будет здесь.

Я взглянул на часы — семнадцать пятьдесят, Монтер должен был быть в «Какаду» в семнадцать часов, наверно, задержали непредвиденные обстоятельства, а до отхода поезда всего каких-нибудь три четверти часа; но хотя времени было совсем немного, я ничего не мог предпринять, оставалось только терпеливо ждать Монтера и его парней, под опекой которых находился мой груз и которые должны были сопровождать меня до дверей купе скорого поезда.

— Разрешите, я занавешу окно, — сказал Грегори с извиняющейся улыбкой. — Монтер с ребятами будет здесь с минуты на минуту. Он заказал ужин на шесть персон.

— Через сорок пять минут отходит поезд.

— Да, знаю. Монтер говорил об этом. Вот я и хочу все приготовить заранее, чтобы вы могли спокойно поужинать…

— Мне не надо никакой еды.

— Монтер заказал ужин на шесть персон.

— Я ничего не буду есть.

— Но, может, чаю выпьете?

— Да. Чаю выпью с удовольствием.

Грегори опустил на окно штору из плотной бумаги, служившую для затемнения во время воздушной тревоги, тщательно проверил, хорошо лч она прилегает, и зажег свет.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Температура спала?

— Кажется, да. В общем, чувствую себя отлично.

Грегори испытующе посмотрел на меня.

— Это сразу видно, — произнес он довольным тоном. — Аспирин помог. Незаменимое средство при температуре…

— Безусловно.

— Может, принести еще две таблетки?

— А зачем?

Грегори замялся.

— С температурой нужно быть поосторожнее, — сказал он. — Вы, наверно, сильно простудились, вид у вас сегодня был совсем неважный. Мне даже казалось, что вы бредили. И глаза были совсем больные…

— Сейчас я чувствую себя хорошо.

— Советую принять еще две таблетки. Температура может опять подскочить, а у вас впереди дорога…

— Верно. Принесите…

— У меня есть еще несколько таблеток, могу дать.

— Двух хватит. Спасибо.

— Как хотите, — сказал Грегори с улыбкой. — Сейчас принесу чаю…

Я проводил его до самой двери и выглянул в коридор. В узком, длинном, ярко освещенном коридоре толклись официанты, ожидая у кухонного окна выдачи заказанных блюд, коридор вел к главному входу в большой зал «Какаду», откуда доносился глухой гул голосов, чье-то нескладное пение, невнятное бормотание пьяных и хохот подвыпивших проституток. Я вернулся в комнату, прикрыл дверь, подсел к столику напротив входа и еще раз огляделся, как бы желая удостовериться, что не сплю и мое присутствие в «Какаду» и в этой комнате, где мне уже дважды приходилось ждать Монтера, не иллюзия, не мираж и не горячечный бред. Оглядывая заставленное столиками помещение, выкрашенные грязно-розовой масляной краской стены, зеркала в претенциозных позолоченных рамах, я снова погружался в знакомую мне атмосферу нетерпеливого ожидания, беспокойства за судьбу груза, который должен был доставить до места, тревоги за жизнь Монтера, да и за свою собственную, в атмосферу тягостных мыслей, от которых никак не мог освободиться, странного сведения счетов с самим собой, с собственными успехами и поражениями, с тоской о неосуществленных замыслах, об утраченной любви, возврата которой не желал, невзирая на горечь разлуки и все нарастающее чувство полного одиночества. Так было всякий раз, когда я появлялся в «Какаду», чтобы в темноте этой комнаты ждать Монтера, и как-то само собой получалось, что именно в эти часы я вершил над собою строгий суд, на котором был одновременно и обвиняемым, и судьей, и прокурором, и защитником. Это был давний судебный процесс, с резкими спорами и препирательствами, с длинными монологами и прениями сторон, — процесс, с одинаковым накалом длившийся уже не один год, ни на какой окончательный приговор он не был рассчитан, но, несомненно, многое изменил в моем сознании.

Снова появился Грегори, принес обещанный чай и две таблетки аспирина, их я тут же проглотил, а Грегори, готовясь к приему Монтера и его ребят, тем временем хлопотал насчет стола. Я молча наблюдал, как он сновал по комнате, расставлял стулья, сдвигал столики и накрывал их белой скатертью, на принесенном им в комнату подносе я заметил хлеб в плетеной корзинке, соленые огурцы, маринованные грибы и даже масло, которое в этом заведении, видимо, держали исключительно для королей черного рынка, ибо простым смертным цена его была недоступна. Насколько я помню, в «Какаду» обычно так не угощали, вероятно, только Грегори понимал, что мы относимся к тем смертным, которым не следует отказывать ни в каких удовольствиях. Эта мысль так развеселила меня, что я громко рассмеялся.