Бен Хетч - Знаменитый газонокосильщик

Все заканчивается тем, что у Чарли возникает очередная идея фикс.

— Роб и отвертка, — объясняет он, вставая и направляясь за очередным стаканом сока.

— Что у тебя с локтями! — кричит папа, когда он проходит мимо.

— Я их не трогал, — отвечает Чарли.

— Нет, трогал!

— Но они чешутся, — говорит Чарли.

— Неудивительно… — откликается папа. — Просто туши свет! Ну что, ты доволен? — обращается он ко мне, когда Чарли выходит. — Этого ты хотел?!

Джемма сегодня выглядит очень подавленной. Мы занимаемся сексом, а потом весь вечер проводим в фургоне, но перед сном с ней вдруг начинается истерика: она начинает рыдать и говорить, как она несчастна. Каждую фразу она начинает со слов «Моя жизнь….», а заканчивает ее нецензурными ругательствами. И чем дольше она говорит, тем в большее отчаяние впадает. Она заявляет, что скорее всего ее не восстановят в университете, потому что оттуда ни звука, и что она завидует мне, потому что я, по крайней мере, знаю, чего хочу. Я пытаюсь ее подбодрить и высказываю предположение, что администрация просто не спешит с ответом. Уже не говоря о том, что мою целеустремленность можно сравнить разве что с проколотым шариком, который шарахается из стороны в сторону.

Отец Джеммы возглавляет кондитерскую фабрику, которая рассылает свою продукцию во все части света. И Джемма говорит, что когда придет в себя, то устроится к нему на работу. Она считает, что мой папа тоже должен помочь мне.

— Наверняка он знаком с какими-нибудь известными писателями, — говорит она. Я отвечаю, что не сомневаюсь в этом, но скорее всего я уже успел всех их обзвонить и они меня послали на хуй.

Я начинаю ощущать себя пожилым человеком. Скорее всего, это связано с тем, что мне ничего не удается достичь. Когда Александру Македонскому было столько, сколько мне, он завоевывал мир. А что успел сделать я? Получил новый значок в «Макдоналдсе», свидетельствующий о том, что я умею готовить сэндвичи с курицей.

Весь день провел, помогая Джемме заполнять заявки для службы занятости. Когда вечером к нам приезжают Сара с Робом, я сообщаю им, в какое отчаяние меня повергли отказы, полученные из редакций, намекая, что мне нечего надеяться на литературную карьеру, если кто-нибудь мне не поможет.

Однако папа пропускает мой намек мимо ушей и громогласно произносит: «Талант всегда пробьется, сын мой», после чего кладет себе в тарелку пастернак, давая понять, что вопрос исчерпан.

Естественно, это выводит меня из себя, и когда я говорю, что он просто не знает, как делаются дела в литературном мире, он приходит в бешенство и заявляет с еще более авторитарным видом: «Не волнуйся, тебя заметят, если ты действительно будешь хорошо писать. Я убежден, что истинный талант никогда не остается незамеченным». Он произносит это с таким видом, словно отвечает на вопросы в программе «Точка зрения».

Когда позднее я сообщаю ему о том, что собираюсь бросить литературные курсы, он игриво обнимает меня за голову и произносит: «Надеюсь, это свидетельствует о том, что ты повзрослел».

Это еще унизительнее, чем если бы он пришел в ярость. Конечно же, он просто насмехается надо мной и считает, что у меня нет никакого таланта.

Кажется, вокруг Чарли и школы-интерната заваривается какая-то каша. Во время обеда никто и словом не упоминает об этом, а потом папа с Сарой исчезают для конфиденциального разговора. Меня это страшно раздражает. Они постоянно обсуждают меня и Чарли, а потом появляются и делают заявления типа: «Отныне пылесос будет находиться в буфете под лестницей, а не в кладовке — вы слышали, мальчики? Отныне совок и швабру надо будет вешать на крючок — так что, пожалуйста, не забудьте». Прямо какой-то Пол Пот, истребляющий прошлое. Еще немного, и они пересмотрят календарную систему и объявят, что в Беллингдоне наступил нулевой год.

11 часов вечера.

Вечером ходил выпить с Шоном, Марком, Кейт и Джеммой. Это была официальная отвальная Шона. Не то чтобы он собирался переезжать в Дамфрис, просто с завтрашнего дня Шон намерен окончательно запереться в своей комнате, чтобы читать энциклопедию.

После того как Джемма приносит всем выпивку, он заявляет:

— И больше вы меня не увидите до тех пор, пока я не выпорхну в виде прекрасной бабочки, которой известно все на свете.

Марк интересуется, сколько времени должно уйти на эту метаморфозу.

— Два года, — отвечает Шон, поглаживая подбородок. — Это займет ровно два года.