Джонатан Франзен - Безгрешность

– Значит, за твоим флиртом ничего не стояло.

– Конечно, нет. Я женат, в браке у меня все хорошо, мы на работе, существуют правила.

– Иными словами, я для тебя худшая из подчиненных и ничего больше.

– Мы можем утром поговорить о другой работе для тебя.

Вот и все, чего она добилась, пойдя на него в атаку: разрушила давнюю игру, которая делала эту работу хотя бы отчасти сносной. Утром Пип казалось, что большего одиночества и быть не может, но оказывается, может.

– Понимаю, звучит безумно, – сказала она, почувствовав, как перехватило горло. – Но может быть, попросишь сегодня сходить на бейсбол жену? Может быть, сводишь меня куда-нибудь поужинать и поможешь мне кое-что решить?

– Я бы не против, но сегодня у жены другие планы. А я уже опаздываю. Ты бы ехала домой, а завтра утром потолкуем, хорошо?

Она покачала головой.

– Мне очень, очень, очень нужен друг – прямо сейчас.

– Мне жаль. Но я ничем не могу помочь.

– Вижу.

– Не знаю, что с тобой стряслось, но у меня есть предложение: съезди к маме. Отпускаю тебя до понедельника, а там поговорим.

У Игоря зазвонил телефон, и пока он отвечал, Пип сидела, понурив голову, завидуя жене, перед которой он извинялся за опоздание. Когда он дал отбой, она почувствовала, что он медлит, стоя над ней, словно соображает, не положить ли руку ей на плечо. Он не стал этого делать.

Когда он ушел, Пип вернулась к себе в отсек и напечатала заявление об увольнении. Проверила эсэмэски и почту, но ни от Стивена, ни от Андреаса Вольфа ничего нового не было, так что она набрала номер матери и оставила ей сообщение: она приедет в Фелтон на день раньше, чем собиралась.

От Саманты до автобусной станции было мили полторы пешком. Пока Пип туда добиралась с рюкзаком на спине и со взятой у Саманты взаймы коробкой от роликовых коньков, куда она положила веганский торт с ежемалиной, над которым билась все утро, ей понадобилось в туалет. Но дверь в дамскую комнату преграждала девица ее лет с афрокосичками, наркоманка, и/или проститутка, и/или сумасшедшая; она выразительно покачала головой, когда Пип попыталась протиснуться мимо нее.

– Можно я быстренько пописаю?

– Нет, ждать придется.

– А долго ждать-то?

– Сколько понадобится.

– Для чего понадобится? Я ни на что смотреть не буду, мне только пописать.

– А в коробке что? – спросила девица. – Ролики?

В результате на автобус до Санта-Круза Пип села с полным мочевым пузырем. Туалет в хвосте автобуса, ясное дело, не работал. Мало ей общего жизненного кризиса – теперь всю дорогу до Сан-Хосе, а то и до Санта-Круза сиди, терпи, и неизвестно, дотерпишь ли.

Пи-пи-контроль, – сказала она себе. – Контроль-пи. Ctrl+P. Когда подростком, живя в Фелтоне, она ездила в школу в Санта-Круз, у всех ее подруг были Apple , а ей мать купила простенький ноутбук PC , и когда надо было с него что-нибудь распечатать, она нажимала клавиши Ctrl и P . Печатать, губя лесные массивы, мать ей разрешала, лишь когда действительно было надо , как по-маленькому. “Мне надо это распечатать”: в “Возобновляемых решениях”, подчеркивая свою заботу о планете, всегда делают особое ударение на слове надо . А ей сейчас надо Ctrl+P … Ход мысли показался ей занятным; она гордилась тем, что способна на такие затейливые ассоциации; эта мысль, однако, бегала по кругу и никуда не вела. И всю дорогу (в “Возобновляемых решениях” так любили говорить: всю дорогу вместо постоянно ) Пип хотелось по-маленькому.

Когда шоссе ненадолго выныривало из промышленных низин восточного берега, прежде чем снова в них погрязнуть, за горами по ту сторону залива Пип видела туман. Вечером туман распространится; Пип надеялась, что, если она не дотерпит и обмочится, это все же произойдет под его милосердным покровом. Чтобы отвлечься, она воткнула себе в уши Арету Франклин – по крайней мере, больше не надо, подлаживаясь под вкусы Стивена, заставлять себя любить мужской хардкор-рок – и перечитала свою последнюю переписку с Андреасом Вольфом.

Он ответил ей поздно вечером, когда она, приняв Самантин ативан, уже вырубилась у нее на диване.

Будьте уверены: я не выдам тайну Вашего имени. Как Вы понимаете, публичным фигурам следует соблюдать особую осторожность. Представьте, с каким недоверием мне приходится идти по жизни. Раскрывая кому-нибудь что-нибудь постыдное, я рискую быть выставленным на всеобщее обозрение, осужденным, осмеянным. Всех, кто пускается в погоню за славой, стоит предупреждать об этой ее стороне: ты никогда уже не будешь никому доверять. В каком-то смысле ты оказываешься проклят – не только потому, что не можешь никому доверять, но и, хуже того, ты постоянно должен принимать в расчет свою важную роль, внимание к себе прессы, и это разлучает тебя с самим собой и отравляет тебе душу. Быть знаменитым отвратительно, Пип. Однако все хотят быть знаменитыми, из этого весь мир сейчас и состоит, из этой тяги к известности.