Николай Байтов - Любовь Муры

Вчера мы договорились с мамой о том, что ей удобней получать от нас, детей, помощь (рублей 50–70 от каждого) и жить одной. Она находит, что ей такая жизнь будет удобней во всех отношениях, переедет она тогда в Жмеринку. Только бы она пожила ещё хотя бы года 3. Как мечтает она завести пару курочек и пожить в вишнёвом садике!.. У неё опухоль в животе, как только она сможет выходить, я поведу её в рентген-кабинет. С братом я ни о чём не поговорила. Первая не хотела начинать разговора, а он не догадался — так и уехал, я с ним не попрощалась — ушла из дому… Да, забываю написать — имя, отчество мамино — Ефросиния Сидоровна.

Завтра при наркоме (т. Затонский) нас, 4-х зав. образцовых учреждений (в том числе и Юлька, помнишь, я тебе говорила о ней) даём информацию о своей работе для утверждения их в т. зв. «титульные списки» страны. Я ещё плохо подготовила материал. Устаю чрезмерно, и голова с трудом встречает и оформляет мысли. Такие минуты отупения меня пугают — ведь свежесть головы, способность говорить, писать — это же мой хлеб. Мне ещё надо напрягаться лет 9–10, а там Иду выращу, и не будет такой лихорадки. Труд же свой (какое счастье!) я по-прежнему люблю и горю в нём. Читала ли ты передовицу («Правда» от 28/III) о «Дошкольном воспитании»? У меня радостное дело, но беда в том, что мы ещё не умеем организовывать и упорядочивать своё время…

[ Между 1 и 4 апреля. Начало письма (три страницы) отсутствует. ]

Местами в этом письме ты досадно сбиваешься с взятого тона и появляющееся «Вы» заставляет морщиться. Но всё же, если и сейчас чем-либо обращение это вызывает неудобство, неловкость — отходи от него.

Мне не нравится, что тебе снился В. Неужели ты ещё думаешь о нём? Есть много ненужного в этой связи — повторяться не буду — и необходимость отбросить его мне очевидна…

Солнышко моё рыжее, если когда-либо и улыбнётся мне вдруг жизнь — почему ты должна отойти от меня? Тогда я не хочу этой «улыбки», без тебя она будет гримасой…

Нет, не удастся мне переехать в Москву! Под Москву, из-за Идочки, не хотелось бы. Таня упорно молчит. В Ленинград ещё не писала. Через несколько дней начну писать туда. Но как не хочется строить планы на город, где не будет тебя. Разве что, живя в 2-х этих городах, мы смогли бы чаще встречаться. Там я тебя не стеснялась бы и приглашала бы к себе.

После моего доклада (я видела кругом внимательные лица, улыбки) я особенно ясно почувствовала, что выехать из Киева мне не так легко. «Меня ласкают при дворе» — Наркомпрос говорил о «блестящих образцах» моего «талантливого» руководства работой. Обольщаться всё же нечего, достаточно в чём-нибудь споткнуться и я почувствую горечь щелчков.

Вчера по окончании своего короткого доклада и после resume руководства я хотела идти к Проценко (я написала, что буду или 1-го или 4-го), но позже охватила тоска и я, воспользовавшись машиной комиссара, уехала домой. Постараюсь 4-го быть у него. Почему избегаю этого визита? Я его не люблю, быть близкой ему без любви противно. Вспоминая свои корчи (я буквально извивалась от них) после таких экспериментов, вернее, зная цену этим мукам, я не могу теперь идти на них. Единственный человек, кого бы я могла допустить к себе (также без любви, по привычке) — это Пётр. А помнишь ли, что я говорила с месяц тому назад? Как он омерзителен был тогда?! Что за патология. Моя родная, не думай, что вопросы этого порядка мучают меня. Мне сейчас покойней, чем было в начале марта, но всё же ненормальность такая иногда ощущается. А в общем, слишком много внимания уделяю в письмах этой стороне. И если ты решишь, что я, сжигаема страстью, ищу объекты, — ты ошибёшься… Пишу об этом, не стесняясь тебя, и радуюсь этому — ведь я ни с кем так откровенна не была. С Петром мы беседовали всегда «оголённо», но, конечно, о др. своих партнёрах я прикусывала язык. Сейчас, чтобы не лицемерить, говорю тебе — будь он здесь, моё «падение» (как звучно это слово по-французски: la chute!) было бы очевидно. Этим я создала бы только осложнения для своего ухода, ибо ни одной минуты не думаю, что возможна моя дальнейшая жизнь с ним.

О своих летних туалетах, скорбя за ними, я определённо не думала, а вот когда собираюсь писать о них, я сама в недоумении, что же есть у меня? Холщовое платье (бледно-голубое), вышедшее из моды, полотняная юбка, блузок пара, сарафана 2 — и, кажется, всё. На весну demi-сезонное пальто — скверное — носить не буду. Синий суконный костюмчик (короткая юбка — носить также не буду, да и стар он уже вообще), чёрный костюм, в юбке кот. я была у тебя. Сейчас, подсчитавши свои возможности, я вижу, как убоги они. Креп-де-шин, может быть, ещё и будет. Если не привезёт знакомый, тогда воспользуюсь твоим предложением. Туфли тоже необходимы…