Юрий Дружков - Кто по тебе плачет

Я прошел мимо ангара. В темноте мерцали бока машин, и холод железа доставал меня даже на расстоянии. Хорошо, когда холод. Нет воспаленности. Одна жесткость… И трава холодит, и ночь холодит. Можно постоять, никуда не спеша, смотреть на звезды, впитывая в себя успокоение холода.

Заскрипел муравьиный мостик. Хожу по нему в темноте без фонарика, не падаю. Так хорошо изучил я мои владения…

В ее окне был еще свет, но горел, наверное, только ночник на тумбочке. Одинокий свет в черноте… Багряные шторы вдруг отодвинулись и я замер, не в силах ни отвернуться, ни уйти, ни крикнуть…

Она стояла перед окном обнаженная до истязанья, моего истязанья. Прислушиваясь к чему-то. Или смотрела на звезды, которых, может быть, и не видела. Себя не тая, никого не боясь. Кто заметит единственный теплый свет на всю охлажденную вселенную? Кто сможет обидеть, если так черно и глухо неодолимое пространство? Кто посмеет отнять, сломать одиночество?… Руки держали распахнутые шторы, готовые каждую секунду погасить виденье ночным пологом…

Я толкнул дверь, взметнул себя по лестнице, уже понимая неотвратимо, что будет. Боясь одного: незапертой двери, ее двери… Но мы так привыкли не запираться…

Она смогла только выдернуть свет и вскрикнула:

— Ты?

— Да это я, — последнее, что мог сказать.

И в темноте, незрячий, ослепленный, все же я видел ее всю… наконец-то всю…

На этом принято кончать любые записки. Но я не могу. Я не стыжусь. И как можно стыдиться огромной горячей радости? Я не умею рассказать о ней… Про жадно сминаемые губы, жадно сминаемую близость ее, ромашковый туман ее волос. Непокорность отчаянья, безоглядная уступчивость… в один миг, все вместе…

Наконец-то моя…

Перевернулся мир, изменился необратимо, но порыв нежности был охлажден сразу.

— Мы оба с тобой виноваты, и не надо ни о чем говорить…

— Я не стану просить прощенья. Не могу просить. Не хочу просить у тебя прощенья, — едва не кричу я.

Прощенье и радость несовместимы…

Она похорошела в то утро. Вся проникнутая уверенностью, добрым покоем. Но все делает молча. Безответная, замкнутая, грустная.

А я на канате, связан крепко-накрепко.

Нарвать последние цветы, бросить к ее ногам? Острить, изображать миленькую беспечность? Такой, видишь ли, пустяк…

Все переменилось. И деться вроде некуда. Работы нет.

Мы сидим внизу, в холле, на кухне пока неуютно. Ходить от плиты наверх накладно.

— Я займусь камином, — сказал я.

— Бежишь от меня?

Вот и попробуй понять. Взгляд непознаваем. Не то горек, не то нежен.

— И что ты начнешь делать, когда весь дом отладишь?

— Гараж… Там стенки в метр выложены с трех сторон. Дальше пойдут стеклянные блоки.

— Тебе интересно?

— Махина такая… Въезды будут на воздушном занавесе.

— Чтобы так и стояло все на месте?

Раньше не поверил бы никому, что на печку могут быть чертежи. На каждый ряд. Целая папка чертежей на двухэтажный камин…

Чтобы не разводить грязь в холле, не испортить пол, я придумал такую систему. Подвожу горбунка с кирпичом под окно кухни, поднимаю площадку до нужной высоты, беру кирпич прямо через окно.

Нашел мешки с глиной, переволок на горбунке деревянную баклагу, в которой разводили цемент, перекинул все это на кухню, замесил в баклаге рыжий порошок, подвез первый бурт кирпича к самому окну, поднял его над подоконником… И почувствовал себя снова занятым, погруженным в дело.

Рисунок печи ясно виден тут же на полу. Фундамент ее выложен в подвале. Обрызгиваю площадку водой, вспоминаю, как в мамином доме печник окунал каждый кирпич в поставленное рядом ведро, и, не ведая, зачем это нужно, я делаю теперь тоже самое, кладу на раствор мокрый кирпич, после каждого ряда, сверяя себя по чертежам.

Она приходит на кухню готовить обед, и когда у нее что-то млеет на плите, садится неподалеку и смотрит на мою работу, склонив голову на руку, из-под ресниц. Я стараюсь не глядеть на нее, но все равно вижу, как она долго смотрит…

К вечеру в механической укладке рядов начинает определяться кое-что вроде бы осмысленное: камеры, пазухи, проемы для очага.

— Ну, довольно, — говорит она, — хватит сегодня. Мой руки. — Стоит рядом, ждет, подает полотенце. Пока вытираюсь, уходит к себе, возвращается: принесла крем для рук в тюбике…

Хозяйка дома.

Все буднично. Вроде на самом деле ничего не случилось.