Юрий Дружков - Кто по тебе плачет

Пишу дневник, и нет у меня желания делать его короче… Удивляюсь, как оживает на бумаге услышанное, сказанное, виденное. Как остаются на ней мои воспоминания, давние — недавние, вот этот наш неторопливый разговор…

Я спросил, не казалось ли ей, что многие как бы заключают с мальмами договор, где высокая сторона и невысокая сторона по буквам и полочкам оговаривают условия проживания. Такая-то или такой-то словно обязуется пунктуально, ежедневно обеспечивать невысокой стороне завтрак, обед и ужин, известное количество рубашек и ботинок, неограниченное множество игрушек и телевизора, поход в кино раз в месяц, прогулки в соседний парк один раз в полугодие… За что невысокая сторона, в свою очередь, обязуется в положенное время вставать, раз в день умываться и три раза в день мыть руки, не бегать по комнате и не кричать, не стоять на голове, не обращать на себя внимание, когда высокой стороне это ни к чему. Не спрашивать, как зовут мальчика, того, который в прошлом году подарил тебе жука если высокая сторона в эти минуты по телефону… При соблюдении всех правил соглашения, обе стороны гарантируют спокойное совместное проживание… А если начинается нешуточная война с ребенком под названием Воспитание, то это лишь вколачивание в него правил ненарушения вашего покоя…

Моя больная чуть улыбнулась:

— А ты злой.

— Тебе не приходилось видеть проживание без общения?…

— После твоих слов понимаю, что видела. К сожалению.

— Так зачем же делать из пустяка трагедию?

— Что же тогда не пустяк?…

А их много таких не-пустяков. Про все не рассказать. Иначе сотни страниц не хватит, и буду сидеть над ними ночи до утра. Но я всё же ответил ей, что бывают отклонения похуже… Не видишь, не понимаешь радости в общении с маленьким человеком, и всё дома начинает нам казаться монотонным. Ищем выход на стороне, где можно просто мелькнуть и привидеться увлекательным, красивым, остроумным, интересным. Дома заботы нудные, потому что постоянные. Зато в мелькании легко: есть ощущение заботы, великодушия, благородства. Больше и не надо. Главное, что нудности нет. Все болячки, тревоги, недуги оставлены дома, как смытый водой пот в домашней ванной…

Наконец, видел я таких, кто не способен жить среди людей, в семье, около ребенка. Не умеет, а пребывает на беду себе и другим. Думается, не умеешь, так не берись, откажись. Очень просто избавить себя от хлопот. Останься одиноким!.. Боятся, не хотят. Страшно быть одиноким. И неспособные к общению прилипают к другим, отнимая душевное равновесие. Пустячок, без которого ни воспитания, ни учебы, ни отдыха, ни работы, ни радости… По-моему, вот где начинается любая настоящая беда… Но у нее, надеюсь, не так?…

Может быть, я начал ходить вдоль опасной границы, только заметно было, что разговор отвлек ее. Мы думали о чем-то постоянно пребывающем с нами, как о живом и реальном, никогда не покидающем нас, будничном и понятном. Далекое становилось близким, позволяя прикоснуться к нему.

— Нет, наверное, ты не злой, — почти неслышно произнесла она. — Может быть все сделать наоборот? Мне тебя утешать?

— Разве я кисну?

— А я?

— Зачем же тиранить себя? Выдумывать напасти? Разлука временная, ты ни в чем не виновата, не хуже других.

— И не лучше?

— В миллион раз, — подхватил я.

— Все же, как у тебя? — не уступала наша больная. — Поделись…

Но я начал рассказывать ей о моем давнем друге. Он рисует книги для детей, говорит о себе так: я из тех, кого не раздражают крики малышей, писк и беготня. Понять не могу злых, старух под окнами на бульваре. Одна даже ледяную горку песком посыпает, чтобы никто на санках, на фанерках не летал, не шумел. Ночью, тайком посыпает, лишь бы избавиться от них. Самый точный признак умирания. Как же понимать этот признак у молодых?… Еще не родились? Не живут еще? Не доросли?

Ты, говорил он мне, входишь в дом, где есть маленький щенок или котенок. И все твои передвижения по дому невольно делаются как бы с оглядкой: не наступить бы нечаянно, лапу не отдавить, не тюкнуть, хозяева не простят… Я становлюсь, говорил он, примерно таким же, если рядом ребенок. С оглядкой. Внимательным, осторожным. Как бы не наступить шальным словом, дурным своим настроением… Будто хочу выглядеть красивым… Даже равнодушия боюсь, ударить боюсь равнодушием…

Это для нас он маленький, а для себя он с нами на равных. Малыш понимает, что папа может взять его на руки, а он папу нет. Но во всем остальном он хочет быть со взрослыми на равных. Если отлучать его насильно, малыш отойдет, не понимая такой большой несправедливости. А потом привыкнет, и потихоньку начнется вырождение человечка… бледные жухлые всходы равнодушия.