Джон Гришэм - Покрашенный дом

Мне разрешалось полежать в постели, пока за мной не заходил отец. Спать, правда, теперь было затруднительно — на ферме собралось столько народу, да и несобранный урожай не давал покоя. Я уже проснулся, когда отец пришел меня будить и сказал, что пора вставать. Я быстро оделся и догнал его у выхода на задний двор.

Еще не было и намека на рассвет, а мы уже пересекали задний двор, и роса обильно оседала на наших сапогах. Мы остановились у курятника, отец нагнулся и пролез внутрь. Мне было сказано подождать снаружи, так как месяц назад, собирая в полной темноте яйца, я умудрился наступить на огромного полоза и потом два дня плакал от пережитого страха. Отец сначала мне не очень-то сочувствовал: полозы ведь безвредны, они просто часть нашей фермерской жизни. А вот мама, наоборот, пришла в неистовство, так что мне пока что было запрещено собирать яйца в одиночку.

Отец собрал дюжину яиц в сплетенную из соломы плошку и передал ее мне. И мы пошли к амбару, где нас ждала Изабель. А поскольку мы перебудили всех кур, то и петухи проснулись и запели.

Единственным источником света сейчас служила слабая электролампочка, свисавшая с сеновала. Мексиканцы уже проснулись. Позади амбара горел костер, и они все сгрудились возле него, как будто им было холодно. А мне было тепло от рассеянной в воздухе влаги.

Я уже умел доить корову, так что эта утренняя обязанность по большей части падала на меня. Но воспоминания о полозе до сих пор заставляли меня вздрагивать от страха, а кроме того, мы еще и торопились, поскольку к рассвету нам нужно было быть в поле. Отец быстренько надоил галлона два молока, что у меня заняло бы чуть не все утро. Мы отнесли продукты на кухню, где распоряжались женщины. На сковородке жарился бекон, и его запах мощной волной распространялся вокруг.

На завтрак, кроме того, были свежие яйца и горячие хлебцы с сахарным сорго — последнее по желанию. Пока готовили, я устроился на своем стуле, разгладил ладонями влажную клетчатую клеенку на столе и стал дожидаться первой чашки кофе. Это была единственная слабость, которую мама мне позволяла.

Бабка поставила передо мной чашку на блюдце, потом сахарницу и свежие сливки. Я насыпал в кофе сахару, пока он не стал сладким как солод, и начал помаленьку прихлебывать.

За завтраком разговоров обычно почти не вели. Это было, конечно, здорово — заполучить столько рабочих к себе на ферму на сбор урожая, однако общий энтузиазм несколько блекнул перед реальностью — ведь нам предстояло провести ближайшие двенадцать часов под палящим солнцем и, согнувшись в три погибели, собирать и собирать хлопок, пока пальцы не начнут кровоточить.

Мы быстро поели под пение петухов, устроивших на заднем дворе настоящий бедлам. Хлебцы, что пекла бабушка, были большие, тяжелые и идеально круглые, они были здорово разогреты, так что когда я аккуратно клал в серединку кусочек масла, оно тут же таяло. Я наблюдал, как горячий желтый кружок впитывался в хлебец, потом откусывал кусочек. Мама признавала, что Рут Чандлер делала самые лучшие хлебцы, которые ей когда-либо доводилось пробовать. Мне очень хотелось съесть штуки две или даже три, как отец, но они в меня уже просто не вмещались. Мама съела один, Бабка тоже. Паппи умял два, отец — три. Через несколько часов, в середине первой половины дня, мы устроим на минутку перерыв и присядем в тени какого-нибудь дерева или нашего прицепа, чтобы доесть остальные хлебцы.

Зимой завтрак всегда тянулся долго, все ели медленно, потому что больше делать было почти и нечего. Темп еды становился несколько быстрее весной, потому что шел сев, и летом, когда мы были заняты прополкой и прореживанием посадок. А вот осенью, когда шел сбор урожая и когда солнце само тебя подгоняло, мы завтракали очень быстро и целеустремленно.

Поговорили немного о погоде. Дождь, который заставил вчера отменить матч «Кардиналз» в Сент-Луисе, не давал Паппи покоя. Сент-Луис был далеко, никто из нас, кроме самого Паппи, там никогда и не бывал, но все равно тамошняя погода была сейчас одной из важнейших составляющих успешного сбора нашего урожая. Мама внимательно слушала. Я в разговор не встревал.

Отец всегда помнил прогнозы погоды из ежегодника и сейчас высказал такое мнение, что погода весь сентябрь будет благоприятной. А вот середина октября уже вызывала сомнения. К тому времени ожидалось ухудшение. Так что нам было обязательно нужно вкалывать ближайшие шесть недель до полного изнеможения. И чем усерднее мы будем работать, тем усерднее будут работать мексиканцы и Спруилы. Таким вот образом отец нас накачивал.