Оксана Робски - Устрицы под дождем

– А потом не получалось как-то… – продолжала мать, – а теперь уже… Не до того! – Она улыбнулась немного загадочно, немного виновато.

– Не до чего? – спросила Маруся нарочито громко и вызывающе улыбаясь. – Не до секса?

– Ну, с сексом он, слава богу, успокоился, – тоже улыбнулась мать.

– Что значит «слава богу»? – возмутилась Маруся. – Ив каком это смысле «успокоился»? Все? – Она многозначительно посмотрела на нее.

– Да нет… – смутилась мать, – просто… как-то он спокойней стал к этой теме.

– А ты? – спросила Маруся. – А ты-то что?

– А я что? – не поняла мать.

– Ну ты-то! Молодая еще! Только о сексе и думать!

– Да ладно! – Мать махнула рукой. – Он отстал от меня наконец-то, так не надо притворяться, что голова болит или устала слишком. Знаешь, намного лучше стало.

– Мам? – спросила Маруся через небольшую паузу. За это время они обе еще сделали по глотку.

– Что?

– А оргазм? Он же жизнь продлевает и делает ее ярче. Так в книжках написано.

– Не знаю я, что это за оргазм. Так, приятно было когда-то… Но я уже не помню когда… А с Сашей… притворяюсь, если честно, давно уже. Кричу, и все такое! – Она рассмеялась. – Ну и разговоры у меня с дочерью!

– Ас кем тебе еще об этом разговаривать?

– Ну да. Но теперь уже что разговаривать…

– Мам!

– Что?

– Ты не знаешь, чего ты себя лишаешь?!

Маруся подлила им виски. Последние капли.

– Чего?

– Счастья.

– Счастья? – рассмеялась Марусина мать.

– Да, счастья. И не смейся. Потому, что ты знаешь, кого еще ты лишаешь счастья?

– Кого?

– Своего мужа.

– Я ужасная.

– Это лучшее, что есть в жизни!

– А я раньше думала, что лучшее – это дети.

– Теперь поняла, что ошибалась?

Они обе расхохотались.

– Давай исправлять ситуацию, – решительно предложила Маруся.

– Как? – испугалась ее мать.

– Первое: когда придет папа?

– Должен был полчаса назад прийти.

– Первое и очень срочное: ты сексуально одеваешься. Второе: встречаешь его поцелуем в губы и многообещающим взглядом. Третье: тут же, в коридоре начинаешь раздеваться. Я спрячусь в комнате. И четвертое, самое главное: ты ему честно, не стесняясь рассказываешь все, что тебе бы хотелось, чтобы получить удовольствие. Все. Поняла?

– Поняла. – Мать пьяно хихикала.

– Тащи все свое белье! – скомандовала Маруся. – Стой! Не надо! Я принесу свое!

Она сбегала в свою комнату, ударяясь об углы и спотыкаясь о пороги.

Марусину мать нарядили во все, что на нее налезло.

– Сексуально, – похвалила Маруся.

– Правда? – Не переставала хихикать ее мать, крутясь перед зеркалом в прихожей.

– Просто супер! Давай еще губы накрасим!

Маруся недовольно осмотрела материну губную помаду, но все-таки накрасила ей губы.

– Шик! – воскликнула Маруся, и в это время в дверь позвонили.

– Саша!

– Папа!

Они закричали одновременно, одинаковым шепотом. Маруся схватила со стола пустую бутылку, стаканы и кинулась в свою комнату.

Вернулась.

– Ты помнишь? Раздеваешься прямо здесь, а потом заставляешь делать все, что тебе хочется!

Марусина мать загадочно кивнула.

Маруся захлопнула свою дверь и забралась в кровать.

Она сложила свои пальцы крестиком.

Закрыла глаза.

Голова закружилась, и в этом круговороте она в ту же секунду унеслась в сон.

Ангелина Петровна решила навести порядок в своем кабинете.

Она открыла все полки, выдвинула ящики.

Старые фотографии, анализы, печать, новые чулки, давно забытый флакон духов, шоколадка – Ангелина Петровна отломила кусочек; довольно вкусно.

В дверь постучали.

Ангелине Петровне никого не хотелось приглашать в этот бардак, и она сама подошла к двери. Приоткрыла ее.

Константин Сергеевич настойчиво сделал шаг вперед.

– Что-то срочное? – спросила Ангелина Петровна.

– Мы получили результаты – сказал Константин Сергеевич и сделал еще один шаг, оказавшись таким образом почти вплотную к Ангелине Петровне. Ангелина Петровна помедлила секунду и отступила.

– У меня уборка, – сообщила Ангелина Петровна. Константин Сергеевич бросил взгляд вокруг и улыбнулся.

Ну, и чего там? – спросила Ангелина Петровна. – Наркотики? Как вы и предполагали?

– Амфетамины.

– Отлично. А то эта голодовка, честно говоря, мне порядком уже надоела.

– Да и вылечить его у нас вряд ли бы получилось.

– Ну вылечить-то мы его могли… Но пусть этим занимаются специализированные учреждения.

– Я имею в виду: от гомосексуализма.