Валерий Бочков - Харон

Сказал, что отряд к операции готов, индивидуальные качества бойцов более чем удовлетворительные, координация между наземной, воздушной и ударной группами отработаны до автоматизма. Но нельзя исключить элемент случайности.

Когда я упомянул элемент случайности, у Анны началась истерика. Она вцепилась в мою рубаху, рванула, пуговицы запрыгали по полу.

Она сипло завизжала:

– Засунь себе в жопу элемент случайности! В жопу! Ты должен, должен его убить! Должен!

Ее руки тоже были серые, мертвого серого цвета.

– Ты знаешь, с какой мразью мне пришлось якшаться? – Ее голос сорвался, она закашлялась, зло сплюнула на грязный пол. – С какой сволочью и подонками договариваться? Перетягивать на свою сторону, убеждать… Обещать министерские портфели и губернаторские кресла? Этот ублюдок Каракозов, вот ведь сволочь…

Анна оттолкнула меня, шатаясь, отошла.

– Если он не поднимет авиацию… – Она устало махнула рукой. – Гроб с музыкой. Без авиации будет нам всем гроб с музыкой.

Вдруг она звонко рассмеялась, весело, по-девчачьи. От этого смеха мне стало не по себе. До построения оставалось семнадцать минут, до начала операции – семь с половиной часов.

– Какая авиация? – Я подошел к ней. – Какая, к черту, авиация?!

Мне вдруг показалось, что она сошла с ума.

– Никакая… Тебя это не касается. Ты делаешь свое дело и… – Она послала воздушный поцелуй в сторону угольной кучи, в сторону мертвых станков. – Я ненавидела тебя, ненавидела еще до того, как мы встретились. Ненавидела, потому что зависела от тебя. Для сильного человека нет пакостней муки, чем зависеть от кого-то… – Анна запнулась, невесело улыбнулась мне, как улыбаются больным, чей шанс выкарабкаться близок к нулю. – Впрочем, все это уже не имеет значения. От меня уже ничего не зависит. И еще… Прости меня, ладно?

Она приблизила лицо, по-птичьи наклонила голову и неожиданно поцеловала меня в губы. Мокрым долгим поцелуем.

– Вот так… И запомни. – Она вытерла рот рукой, внимательно посмотрела мне в глаза. – Запомни главное: ты больше не человек, ты – динамит. Ты – мировое событие, что поделит историю России на две части. От тебя зависит будущее.

Подходила к концу пятница, последняя пятница лета. Вялое оранжевое солнце, весь день тускло маячившее в дымном небе, наконец доползло до горизонта и навалилось на макушки сосен за Николиной Горой. Его отсвет отразился малиновым нарывом в неподвижной воде Москвы-реки.

В соседнем Архангельском на даче министра юстиции справляли день рождения. Пьяные гости вывалили на террасу любоваться фейерверком. На каждый залп толпа откликалась криком «Ура!», дамы визжали. А когда в дальнем конце сада вдруг вспыхнула и завертелась в ослепительных искрах цифра шестьдесят и из боковых аллей выдвинулись две пестрых группы цыган с бубнами и гитарами, гости шумно зааплодировали и подхватили:

– К нам приехал, к нам приехал Сергей Анатольевич дорогой!

В разгар веселья у ворот дачи появился начальник пожарной охраны, стал умолять прекратить пальбу и прочую пожароопасную деятельность, но его вытащили из машины, насильно напоили водкой и вовлекли в разудалый хоровод, который, ломая кусты сирени и топча клумбы с поздними хризантемами, бесновался в саду.

Сгустились сумерки. Низкое небо, прокопченное августовскими торфяными пожарами, опустилось еще ниже – его грязно-рыжее подбрюшье, казалось, можно было погладить рукой. Музыка, смех и крики министерского юбилея продолжали разноситься на всю округу, до президентской дачи долетал едва слышный бас непонятно каких песен. В двадцать три тридцать на всех постах сменилась охрана, заступила ночная смена. Сменились пароли и коды доступа, включились камеры ночного видения, в ограждение внешнего кольца пустили ток. Автоматические пулеметы, реагирующие на малейшее движение, затаились на вышках, масляно мерцая крупнокалиберными стволами.

В час ночи в хозблоке вспыхнул пожар, загорелся продовольственный склад. Туда накануне были доставлены продукты для столовой, где кормилась обслуга и охрана дачи. Пламя пробило крышу, старая разлапистая сосна, росшая рядом, занялась как свечка – огонь взметнулся по стволу, побежал по коре, сучьям. Сухая хвоя с треском вспыхивала и охапками юрких искр уносилась в небо.

Дерево со стоном разломилось пополам, его правая часть рухнула на гараж. Загорелась крыша. Охрана и обслуга бестолково металась по двору, бесполезные огнетушители плевались пеной, кто-то лысый и полуголый поливал огонь из садового шланга.