Валерий Бочков - Харон

Любой успешный блеф строится на том, что противник считает себя умнее. Высокомерие – вот фундамент качественного обмана. Недаром гордыня входит в список смертных грехов наравне с воровством и прелюбодеянием. Причем тут, как при гриппе, осложнения гораздо опасней самой болезни.

Моя новая знакомая, как и большинство удачливых людей, считает свой успех результатом личных качеств и талантов, она непоколебимо уверена в своей экстраординарности, в своей суперинтуции, в уме и аналитических способностях, а во время припадков эйфории даже не прочь примерить венок гения. Элемент везения ей видится незначительным, причем даже везение она считает не случайностью, а своей вполне закономерной заслугой. Анна Кирилловна чистосердечно возмутилась бы, скажи ей, что она мало чем отличается от официантки из Канзаса, выигравшей в лотерею миллион.

Впрочем, я не собирался говорить с ней на эту тему, хотя ехидный бес и пихал меня в ребро, науськивая спросить: каким макаром все-таки вышло, что эдакое ничтожество, как Тихий, сумел оставить с носом тебя, такую гениальную, такую прозорливую, такую экстраординарную? Или все твои успехи не более чем чертовское везение? Везение оказаться в нужном месте в нужное время? Начиная с институтской дружбы с Танькой Ельциной.

Я не знал, удалось ли им поставить камеры в доме или во дворе. Ответ скорее всего был положительный. Я спустился с крыльца, пихнул чемодан ногой, он тяжело плюхнулся в траву. Я присел, расстегнул молнию, откинул верх. В Ираке и Афгане мы иногда доставляли местным крупные суммы наличными – десять миллионов на глаз должны были выглядеть примерно так. Я взял одну пачку, сотенные купюры были стянуты резинкой. Начал считать – в пачке оказалось десять тысяч.

Застегнув чемодан, я втащил его в дом. Рядом с прихожей была устроена большая кладовка, где хранились швабры, метлы, стояли мусорные баки. Я пихнул чемодан в угол, закрыл дверь.

В гараже нашел штыковую лопату, закинув ее на плечо, вышел на поляну, побродил, оглядывая окрестности. Выбрал место, аккуратно срезал пласты дерна. Начал копать. Земля была рыхлая, податливая, иногда лопата звякала о камень. Я стянул свитер, вытер им лицо, бросил в траву. Обошел яму, довольно сплюнув и отряхнув руки, вернулся в дом.

Чемодан идеально уместился в своей могиле, сверху я накрыл его куском брезента, закидал землей. Сверху уложил пласты дерна, утрамбовал ногой. Получился неприметный холм. Воткнув лопату рядом, я неспешно отправился к реке.

Вся операция заняла не более получаса: пустой чемодан был успешно похоронен. Деньги, ссыпанные в черный пластиковый мешок для мусора, остались в темной кладовке, Анна Кирилловна получила неоспоримое подтверждение моих весьма заурядных умственных способностей.

С мокрой головой я вернулся в дом. Речка меня чуть взбодрила. Я залез в холодильник, поразмыслив, достал яблоко. Сел за стол, раскрыл компьютер. Информация по дачам выглядела толково – помимо подробных планов каждого этажа, подвала и чердака, описания систем сигнализации, местонахождения камер и постов службы безопасности в файле хранилась куча фотографий – даже снимки каких-то дендрариев, полей для гольфа и индивидуальных ванн с йогуртом и медом.

Около четырех появился Расти, но я его выпроводил, сославшись на дела.

– Это те люди в белом лимузине? – спросил он с уважением. – Болтают, что они от самого президента…

К вечеру три дачи отпали: ту, на Капри, я всерьез не рассматривал – итальянские власти – полиция и служба безопасности, представляли дополнительную головную боль. Удаленность байкальской дачи превращала транспортировку в отдельную операцию. Дача в Сочи была построена недавно, близость к Кавказу определила повышенную степень ее безопасности. А вот подмосковная резиденция мне понравилась.

Я взял телефон, нажал единицу.

– Кто такие «Чеченские волки»? – спросил я.

– А поздороваться? – капризно отозвалась Анна.

– Да мы вроде утром уже здоровались.

– А поблагодарить? Вы деньги получили?

Мне показалось, что она была навеселе.

– А-а, деньги… Да, спасибо. Так кто такие эти «Волки»?

– Это спецохрана Тихого. Зверье… Их готовит какой-то полковник Рамирес.

– Рамирес Альварадо? Вы что, серьезно?

– Нет, шучу! – фыркнула она. – Они там на инициации, говорят, режут глотки и кровь пьют.

Рамирес исчез лет шесть назад в Сантьяго-де-лос-Кабальерос. До этого он руководил всей охраной колумбийского синдиката – его небольшая армия следила за порядком на плантациях коки в горах, занималась перевозкой, контролировала торговлю в Майами, Техасе и Калифорнии. Рамирес, сын кубинских беженцев, вырос в Орландо, служил в морской пехоте, дважды был награжден Пурпурным сердцем. ЦРУ переманило его, сделав командиром спецотряда по борьбе с колумбийской наркомафией. Рамирес и его головорезы нелегально переходили границу, устраивали засады, ликвидировали наркобаронов. Управление старалось не обращать внимания на излишнюю жестокость его методов: во время операций он сжигал целые деревни, его ребята убивали и насиловали детей, в Лэнгли доходили весьма неприятные слухи о каннибализме.