Энтони Берджесс - Эндерби снаружи

Разумеется, она точно так же, как он, если даже не больше, вправе тут находиться. Точно так же, как разные другие туристы, вышедшие на центральную улицу (отель прямо за углом), видимо только покончив с завтраком. Даже мистер Гаткелч на противоположном тротуаре, полный резинового остроумия, хотя и заглушенного уличным движением. Эндерби поднялся, оставив одну ногу на подставке чистильщика, робко махнул обеими руками. Она его узнала, несмотря на новый красивый наряд, и помрачнела. Выглядела на пятнадцать лет старше, чем прошлой ночью, сильно похудевшая, как бы совсем зачахшая. В летнем платье, пригодном для теплой южной осени, но весьма неуклюжем, — синий цветастый мешок с обозначившим талию поясом. Окинув Эндерби полным отвращения взглядом, собралась пройти мимо, но он закричал:

— Это вдохновение, вдохновение, вот что это такое. Разве не понимаете? Со мной такого не было много лет. Я же к вам приходил, дверь была заперта, и…

— Не кричите, — зашипела она. — Не кричите на меня. И если на то пошло, не говорите со мной. Непонятно? Я больше не желаю вас видеть. Никогда. И хочу прояснить это здесь и сейчас. Я вас не знаю и знать не хочу. — И приготовилась идти дальше.

Эндерби бросил на столик песеты, чтобы официант с чистильщиком их меж собой поделили, схватил ее за руку. И сказал:

— Хорошо понимаю ваши чувства. — Обнаружил, что оставил на столике свой саквояж, и вернулся за ним. — Ваши чувства, — задыхался он, — только просто подумайте, — пыхтел он, поспевая за ее широким шагом. — Вы вернули мне дар. Вы. Возбуждение. Я не посмел упустить этот стих. Он так много значит. Он ваш. Это ваш стих. — Он восхищался собой. — Я знал, что вы поймете. — Она нетерпеливо передернулась всем телом, как бы стряхивая его, Эндерби, и обронила на тротуар маленького заводного гуся с суставчатой шеей. Эндерби схватил игрушку, и клюв отвалился. Он еще сильней запыхтел. И сказал: — Все ко мне в сумку кладите. Смотрите, я утром сумку купил. Встал рано, пошел за покупками, в том числе купил сумку. Если хотите, свои вещи вытащу, а вы свои положите.

Она заплакала, идя по calle. Смуглый мужчина заметил ее слезы и с неодобрением взглянул на Эндерби.

— Ох, вы ужасны, — сказала она.

— Я вам другого гуся куплю, — обещал Эндерби. — Хоть и не виноват, что он сломался, — справедливо добавил он. — Слушайте, давайте мне кукол и прочее, все поместится в сумке.

Она хотела вытереть глаза, но не смогла с полными руками игрушек. Для кого это? Может быть, ее вдруг обуяла материнская страсть, с опасением гадал Эндерби. Может, она забегает вперед. Любой мужчина сойдет. Он читал о подобных вещах. Покупает игрушки пока еще не родившимся детям. И с жаром заявил:

— Я стих вам хотел прочитать, только войти не смог. — Потом понял, что именно этот стих с историческим резюме не пройдет. Он медленно постигал женщин. Только любовный стих может ее смягчить. Есть что-нибудь в запасе? Смотрите, — сказал он, — видите. Лошадь с каретой. — Со скрипом тарахтела coche [83] Коляска (исп.) . , которую тащила лоснившаяся, откормленная сахаром кобыла. — Давайте покатаемся, и вы мне расскажете, до чего я ужасен.

— Ох, оставьте меня, уходите. — Но ей хотелось вытереть щеки. Извозчик, морщинистый, понимающий, очень старый мужчина, остановился в ответ на призывный взгляд Эндерби.

— Влезайте, — сказал Эндерби, подсаживая ее. Маленькая жестяная черепашка приготовилась выпасть у нее из рук. Эндерби спас ее, угнездил с гусем в сумке. Жизнь поистине ужасна. — Ну, садитесь, — несколько грубее повторил он. И добавил: — Я же вам говорю, извините. Просто вы не понимаете, как стих приходит. Никто не понимает. — И тогда она, шмыгая, села. — Путь, которым приходит стих, — продолжал Эндерби, — превышает всякое человеческое разумение. — Соборный колокол звякнул как бы аминь. И они тихонько потрусили, и она получила возможность вытереть глаза.

— Могло б обождать, — заявила она, снова становясь пухлее и почти смягчившись. Свернули вправо, вниз по узенькой улочке приятных желтых домов с балконами, лишенными в данное время застенчивых сеньорит, услаждаемых серенадами.

— Рифмы прямо били ключом, — пояснил Эндерби. И возблагодарил теперь Бога, здешнего Dios, за вывернувшиеся в памяти грубые строки раннего ученического стиха. — Слушайте. — И прочел контрапунктом к цоканью тощей клячи с хвостом, перевязанным синей лентой: