Владимир Гурвич - Гарем

Смуров и Руденский появились на работе в один и тот же день. Только Руденский прилетел из Таиланда, а Смуров вышел после болезни.

Таким довольным Смуров не видел своего партнера давно. Выглядел он великолепно: загорел, глаза весело блестели, а губы без конца улыбались. Смуров невольно ему позавидовал, сам же он был не в лучшей форме. Перед тем, как отправиться на работу, долго смотрел на себя в зеркало. Собственный двойник ему не понравился. Он похудел, но как-то некрасиво, сероватая кожа обтянула скулы, в результате обострился нос, а глаза в отличие от глаз Руденского были погасшими и тусклыми. С таким видом самое время в больницу ложится, невольно подумал он.

Руденский тоже заметил, что его партнер выглядит неважно.

— Может, ты не долечился, посидишь еще дома? — предложил он.

— Что так плохо выгляжу? — спросил Смуров, хотя прекрасно знал, что так оно и есть.

— Да уж, нехорошо. Когда я уезжал, ты был совсем другим.

— Остаточное состояние от болезни. Скоро приду в норму.

— Ну, смотри. Если почувствуешь недомогание, сразу же домой. Да лучше на нашей машине, а то мало ли что.

— Спасибо, Игорь, если что, так и сделаю. — Смуров был тронут его заботой. — Лучше поведай миру, как провел это время?

— Великолепно! — мгновенно оживился Руденский. — Это были лучшие дни в моей жизни. Как пишут в романах, вкусил наслаждение.

— Значит, не зря поехал?

— Не то слово! Это таечка оказалась удивительным созданием, так меня еще никто не любил. Скажу тебе, как другу: я познал с ней то, чего не мог тут познать. Это стоило тех денег, что я потратил. А потратил очень даже немало. Знаешь, Дима, как только придешь окончательно в себя, езжай-ка туда. Она меня познакомила со своими подругами, пальчики оближешь. Тебе понравятся.

— Пока что-то не тянет, — проговорил Смуров. — Но я рад, что ты получил все по полной программе. Ты тут немного закис.

— Не немного, а очень даже много. Я это осознал, когда оказался там. Знаешь, меня в Таиланде посещали странные мысли.

— И что за мысли? — с интересом спросил Смуров.

— Бросить к чертовой матери всю эту нескончаемую, тоскливую круговерть, поселиться нам навсегда.

— И чем заниматься?

— У брата моей таечки ресторан на острове Самуи. Я был там пару раз. Простое заведение, все на улице. Вот я и подумал, а почему бы мне не открыть что-нибудь подобное, это совсем недорого, жениться на ней — и жить в вечном наслаждении. Вечное лето, вечное море, вечно страстные женщины. Скажи, что еще надо для жизни?

— Ничего, этого вполне достаточно для счастья.

— Вот и я о том же.

— Значит, переезжаешь?

Руденский сразу помрачнел.

— Мечты, мечты, где ваша сладость? Эх, Дима, а кто тут будет работать?

— Никто. Повесим замок и уедем.

— Ты тоже?

— А почему бы и нет. Один я компанию не потяну.

— Ладно, пока мы еще тут, докладывай о наших делах, — грустно вздохнул Руденский.

Следующие полчаса они говорили о делах. Но при этом Смуров избегал упоминать процесс Трефилова, хотя он прекрасно сознавал, что Руденский непременно спросит о нем.

— Это все замечательно, — произнес Руденский, — но ты давай о главном, что у нас с Трефиловым? Мы должны на этом деле хорошо заработать. Обещал через полгода снова туда приехать. Моя таечка сказала, что будет ждать. Но не больше.

Смуров кивнул головой. Ему жутко не хотелось говорить на эту тему.

— Состоялось предварительное слушание.

— Это и все, что можешь сказать?

— Дело осложнилось, Игорь. Появились новые факты, не в пользу нашего клиента, — неохотно произнес он. — Он играет не чисто, и это стало известно суду.

— А ты в это сомневался?

— Нет, но…

— Да, продолжай, мы же свои люди.

— Все оказалось хуже, чем мы надеялись.

— Я лично не надеялся, — сказал Руденский. — Предчувствие не обмануло, что с этим делом у нас будут проблемы.

— Да, проблемы есть.

— Но ведь и деньги нам платят большие, Дима, — с надеждой посмотрел на Смурова Руденский.

Смуров кивнул головой.

— Ты вытянешь это дело?

— Постараюсь, — ответил Смуров.

Руденский обнял Смурова за плечи.

— От этого многое зависит, если не все.

— Я понимаю.

Они еще немного поговорили, и Смуров вышел из кабинета Руденского.

Руденский прав, он должен выиграть процесс Трефилова. Он достаточно помог Кате, без него у нее не было бы ни единого шанса. А теперь они уравнялись. И все дальнейшее будет зависеть от мастерства каждого. А то, что они любовники, не должно влиять на ситуацию. Тут не постель, а суд. Нельзя смешивать личное с работой. А вот он как раз так и сделал. И теперь ясно понимает, что это была ошибкой. С самого начала следовало разграничить две эти сферы и ни при каких обстоятельствах не смешивать. А он размяк, решил помочь женщине, показать себя благородным рыцарем. А в современном мире они не жизнеспособны, всегда проигрывают. А он не желает это делать, наоборот, после болезни ему, как никогда, хочется жить и наслаждаться жизнью. Пока он лежал без сил, то очень ясно почувствовал, как это ужасно, когда тебе ничего не хочется. Все теряет тут же смысл, все краски становятся серыми. Это так скучно, так безнадежно. Он не рожден для такого существования. В мире нет ничего прекрасней женщин, он их обожает, от одной мысли о них у него мгновенно пробуждается желание. Вот даже сейчас в брюках его неугомонный друг зашевелился, хотя оснований для этого нет никаких. Он сидит один в кабинете и смотрит в стену.